лекарства и человеческий опыт заставили ее сердце снова забиться. Кардиологу удалось вытащить ее оттуда, куда она попала, и вернуть в этот мир. Ее реанимировали. Это произошло быстро и четко. Никаких осложнений не было. Женщина даже попыталась встать (нет, правда). Я впервые стала свидетелем реанимационных мероприятий и была заворожена. Я решила, что реанимация всегда проходит именно так (на самом деле нет). Женщину забрали в более подходящее место, чем диагностическое отделение, и убрали с пола весь мусор. Кардиолог повернулся к своим зрителям и сказал:
– Все-таки она была права насчет надвигающейся погибели, не так ли? – потом скрылся за шторкой, и я услышала, как он извиняется перед пациентом за свой внезапный уход, потому что кардиологи, кажется, всегда обладают безупречным чувством времени. Отделение продолжило свою работу.
Я же свою работу не продолжила. Я была зачарована увиденным. Мне хотелось спросить у кардиолога, каково это – вернуть человека к жизни. Каково выполнять свою работу везде, где только можешь, в любой момент становиться героем. Каково это – спорить с Богом. Но я не стала. Ни о чем я его не спросила, потому что очень быстро усвоила: в медицине, и особенно в хирургии, если хочешь избежать озадаченных взглядов, лучше не спрашивать людей, что они чувствуют, когда что-то делают. Вместо этого я наблюдала за его работой в отделении неотложной помощи весь оставшийся день и каждый раз, замечая его, думала: «Вот тот человек, что спас женщине жизнь. Вот тот кардиолог. Вот тот герой».
Если бы вы спросили нас в первый день в медицинской школе, какую специальность мы хотим выбрать, то кардиология была бы очень популярным ответом. «Это престижно», – скажут вам люди.
В медицине существует определенная иерархия частей тела, которую я никогда толком не понимала. В плане почета сердце бьет мозги, мозги бьют кости, кости бьют кожу.
Почки, разумеется, побили бы всех, однако многие слишком умны, чтобы заниматься подобной чепухой. Мне всегда хотелось изучать психиатрию (это было главной причиной, по которой я вообще оказалась в том лекционном зале), хотя потом я и поглядывала с трепетом на некоторые специальности, проходя по ним стажировку, – милосердие и сострадание паллиативной медицины, невероятная радость заботы о стариках. Тем не менее я знала, что в конце очень длинного пути меня ждет психиатрия, и эта мысль помогала мне продолжать по нему идти. Иногда, однако, я вспоминала того кардиолога и немного сожалела, что никогда не смогу узнать, каково это – встать на колени посреди отделения неотложной помощи и спасти чью-то жизнь.
Лишь намного позже, когда добралась до конца своего пути, я узнала нечто очень важное. Пожалуй, самое важное, что только может узнать младший врач: спасение жизней зачастую никак не связано со скальпелем или дефибриллятором. Я узнала, что жизни спасают не только на полу отделения неотложной помощи или в операционной. Жизни спасают и в тихих уголках палаты. Во время разговора в саду. На диване
