покивал головой и кинул в печку еще одно полено.
– Магистр хочет, чтобы я помог тебе разобраться в обстановке. Ввел, так сказать, в курс дела. Хотя – как это сделать? Сам не представляю… Ах, да, что же ты стоишь? – вдруг спохватился Архивариус и вскочил с кресла. Он недоуменно огляделся по сторонам, будто вдруг осознал, что из гостиной воры вынесли всю мебель. Однако не растерялся и, выдернув из колоды топор, ногой пододвинул ее к печке и сделал Толику приглашающий знак рукой.
– Присаживайся. Чай будешь?
– Ага, – безо всякой ложной скромности согласился Толик, вспомнив, что его организм недавно потерял немало крови, – И есть чего-то охота…
– А, ну так это мы сейчас организуем, – хохотнул Архивариус и позвал: – Полина!
Вошла давешняя училка литературы. Если это была жена Архивариуса, то контраст между ними представлялся разительным до комичности. Нарочито туристический и КСПшный облик хозяина никак не стыковался с высушенным унылым лицом хозяйки. Игра вообще не любила сглаживать грани…
– Полина, а ну, чего у нас есть в холодильнике? Приготовь гостю чего-нибудь пожевать. И чаю нам принеси…
Лицо у Полины высокомерно вытянулось, будто говоря: «С какой это стати я буду прислуживать этому оборванцу?!». Впрочем, выражение лица не помешало ей торжественно удалиться в темноту коридора. Видимо, статус Архивариуса позволял тому плевать на высокомерие супруги.
– Курить будешь? – спросил вдруг Архивариус.
Толик отрицательно помотал головой. Странно, но ни одна самая жуткая компания так и не смогла приучить его к курению. Он просто не понимал этого удовольствия. Хотя, признаться, часто жалел об этом и завидовал курящим. Как, например, сейчас, глядя на то, с каким смаком Архивариус набивал ароматным табаком массивную черную трубку…
Полина подкатила тележку с большими железными чашками, дымящимся чайником и стопкой бутербродов и, поправив очки, бесшумно удалилась.
Толик, не долго думая, принялся за чай и бутерброды.
Архивариус задумчиво отправлял в мерзлый потолок струи густого пахучего дыма.
– Да, – сказал он. – Странную штуку сыграли с нами братья наши старшие. Странную и страшную. Особенно неприятно быть при этом Архивариусом.
– Почему? – спросил Толик и протянул замерзшие руки к жаркой печке. В одной из них он продолжал сжимать надкушенный бутерброд.
– Да хотя бы потому, что мне приходится больше всех знать о том, что происходит, видеть, как вылезла наружу человеческая сущность. Игра – ведь это штука хитрая. Были бы мы все, скажем, такие положительные и замечательные, как Тимур и его команда, то и не заметили б ничего. Потому, что нечему было бы показываться наружу. А у искренних людей и так все на виду…
Архивариус вдруг помрачнел и сказал тяжелым голосом:
– Жену мою видел? Она ведь никогда не носила очков. Улыбчивая такая… Она ведь красавица. Фотомодель. Ей восемнадцать.
Толик выронил бутерброд.
