в зелёные ветви одет,
Так радушен – до слёз, до печали… – деликатно вздохнула Зоя.
Августовский мрак отяжелел стылой сыростью близкого Дона, черным запахом прогоревших углей костра и бледно-розовым ароматом вызревших к Спасу яблок. Густота ночи такова, что каждый шаг даётся с напряжением.
– Постоим у вечерней воды…
Это – август! Созрели плоды…
Мы полжизни его дожидались.
Постоим, помолчим о любви,
О которой и в снах не сознались.
– Зоенька, не врублюсь: ты что-то своё читаешь? – сказал я, положив ей руки на плечи.
– Психологов нельзя пускать в поэзию. Они сразу превратят ее в тест. А эти стихи я где-то прочитала. Правда, замечательные?
– Более того.
– Кстати, автора я случайно запомнила. На мой взгляд, это самый тонко чувствующий поэт нашего времени. Только жаль, что она, как и я, – тоже Зоя. Только Колесникова. Плохое у нас с ней имя… Как вспомню судьбу Космодемьянской…
– Тогда подключи к своей мрачной антропонимике святую Зою Атталийскую. Катулл сжёг её вместе с семь`й. А святая Зоя Римская? Замучена язычниками. Но была ещё преподобная Зоя Вифлеемская. Вот она умерла своей смертью. В монастыре.
– Уже нечто… – смущённо обняла меня Зоя.
Матерые звезды пламенно жили над нашими головами своей великой вселенской жизнью. Неспроста они считались у даосов божествами, а конкретно Полярная звезда для древних китайцев так вообще выполняла роль господа Неба и Земли. То бишь, всего Сущего. В любом случае городского человека надо регулярно оставлять наедине со Вселенной. Прочищает мозги, поверьте.
Я поцеловал Зою. И тоже смущённо, но по нарастающей. Поэтому про её Вифлеемскую тёзку мы вспомнили не скоро.
– Ты что-то про блудницу собирался поведать «блуднице»… – переведя дыхание, напомнила Зоя.
– В общем, представь… – наморщил я нос. – Древняя Палестина. В пустыне двадцать пять лет в подвигах и безмолвии одиноко живёт святой Мартиниан-целитель. Однажды к нему является беспутная женщина. Она поспорила со своими друзьями, что влёт совратит отшельника.
– Класс! Я, кажется, догадываюсь, что произошло дальше.
– А дальше она, сославшись на ненастную погоду, попросила ночлега. Мартиниан ее впустил. Зоя скинула потрёпанный хитон и предстала перед святым в дорогих соблазнительных одеждах.
– А что если и вовсе без них? – почти весело посочувствовала Мартиниану Зоя Витальевна.
Я развёл руками:
– Какая разница! Все равно Мартиниан вышел из кельи, разжёг костер и мужественно встал босыми ногами в пылающие угли.
– Господи! – вздрогнула Зоя и, кажется, перестала дышать.
– То-то и оно! Блуднице тоже стало не по себе. Упала на колени, принялась слёзно вымаливать прощение. Дальнейшее тебе известно.
– Трогательно, весьма… – тихо вздохнула
