принесу.
Арне сын Торира тут же соскользнул с лежанки и не обуваясь направился к двери. Было слышно, как он осторожно погружает деревянный ковшик в бочку с водой. Все в порядке. Все как всегда. Но почему-то Торбранд Погубитель Обетов, конунг фьяллей, уже которую ночь просыпается с чувством, что над ним нависла смертельная угроза.
…Квиттинская ведьма смеялась, запрокинув и подставив луне изломанное лицо. Но вдруг смех ее замер, руки упали, все тело застыло. Несколько мгновений она оставалась неподвижна, потом упала на колени прямо на камень, уронила голову и совершенно скрылась в потоке своих спутанных волос. Облитая слепящим лунным светом, она стала похожа на причудливый валун, одинокий на гладкой площадке вершины.
Потом из самого сердца камня вырвался короткий сдавленный звук, потом еще. Прижав ладони к лицу, ведьма Медного Леса рыдала, так же отрывисто и холодно, как недавно смеялась. Она была одна на всем свете, одна лицом к лицу со своей странной и злой судьбой.
Наутро Торбранд конунг вышел из спального покоя хмурый и усталый. «Будто всю ночь не спал, а сражался», – вполголоса заметил Хьёрлейв Изморозь. Нынешний конунг фьяллей никогда не отличался красотой, но сейчас бледность, серые тени и морщинки под глазами, тяжесть полуопущенных век, какая-то особая резкость в чертах тонкогубого, длинноносого лица стали особенно заметны и делали его на вид куда старше тридцати шести лет, прожитых на свете.
– Уж не заболел ли он? – перешептывались обитатели усадьбы Аскегорд, прикрывая рты руками. Говорить о нездоровье конунга вслух глупо и опасно: можно накликать беду на все племя.
– У него такой вид, как будто его всю ночь мара* душила! – негромко бросил Асвальд сын Кольбейна. В ожидании вестей он, как и многие другие, являлся в усадьбу конунга спозаранку.
– Жениться ему пора, вот что! – отозвался один из хирдманов*, Орм по прозвищу Великан. Он был невеликим мудрецом и именно потому уверенно давал советы кому угодно. – Тогда уж будет не до мары!
Асвальд негодующе дернул острым плечом. Орм, конечно, не хотел его задеть, но он почувствовал обиду.
Возле них остановилась одна из женщин, Люна, шедшая от курятника с корзиной яиц. На ее щеках виднелись мелкие рубцы – следы «гнилой смерти», которой два года назад переболели в Аскефьорде многие.
– Жениться! Ты что, не слышал, что он говорит? – ответила она Орму. – Конунг сказал, что не женится, пока не кончится эта война с квиттами! Потому что если он женится раньше, то Регинлейв больше не будет его защищать. А это может плохо кончиться!
– Эта война не кончится никогда, если то, что происходит сейчас, называется войной! – заметил Хьёрлейв Изморозь. – Ни одно племя не дает дани добровольно, значит, если мы хотим получать с квиттов дань, каждый год война будет начинаться заново! Клятвы в покорности – самые непрочные!
– Пора бы им вернуться! – вздохнула женщина, и все поняли, о ком она говорит. – А
