нные своим социалистическим прошлым, не забывшие его уроков, не простившие этому прошлому ничего, а с другой стороны – ничему другому, новому, не успевшие толком научиться. Зато пытающиеся безуспешно применить оказавшийся никому не нужным уникальный опыт выживания в нечеловеческих условиях.
Получается – не у всех, ой, не у всех… И будь ты хоть дважды Героем Соцтруда, будь бюст твой установлен за зданием партийного комитета родного города, будь ты в виде исключения при таких регалиях действительно хорошим человеком, – ничто из этого не помешает тебе оказаться за бортом жизни, спиться, погибнуть, оказаться так быстро – забытым.
Впрочем, не все, некоторые вполне успешно устроились и при «новом режиме». Те же, например, сотрудники «конторы глубокого бурения», не потерялись, хорошо пристроились, процветают. Но – терпеливо ждут, когда будут призваны к любимому делу снова, к делу, к которому, как пионеры, всегда готовы. И при первом же сигнале боевой трубы они встанут в строй, в чем мы, читатели, в полной мере убедились уже лет через пять после того, как автор поставил в своем романе последнюю точку. Отдадим же автору, предсказавшему именно такой поворот истории, должное, снимем перед его даром предвидения шляпу…
Отдам же должное лихости, как я уже сказал, сюжета, связавшего вроде бы совершенно несовместимых под одной обложкой людей – журналистов и этих самых бывших кагэбэшников, официанток и мацераторов (я, признаюсь, слова не знал, пусть уж и читатель залезет в словарь, не все ему барствовать), ветеранов Афганской войны, женщин с пониженной социальной ответственностью, бывших цеховиков, нашедших себя в Америке (как раз в то время ставших головной болью для американской полиции), провинциальных работяг с когда-то передового завода, сильно пьющих и не пьющих вовсе…
Кстати сказать, я долго пытался угадать, с кого Кривич писал портрет города Энска, какие-то детали узнавались, да и как им было не узнаться – по одним командировкам мотались, в одних гостиницах столько лет останавливались… А блистательно выстроенный ранжир автомобилей, которые высылались встречать в аэропорт «тружеников пера» в зависимости от заслуг встречаемого!.. А меню ужина, который устроил гендиректор завода!.. А сам гендиректор, который вдруг встал и пошел из-за стола, не оборачиваясь, потому что твердо знал: все уже встали и потянулись за ним…
В этом смысле «американская» глава произвела на меня значительно меньшее впечатление, своей ожидаемостью, что ли… Чувствуется, что в Нью-Йорке автор бывал, в географии города не путается, но конечно же – не Энск, не Москва, где автору осведомленность доказывать не надо, здесь он в доску свой и это на просвет страницы – заметно. Здесь детали быта входят в текст естественно и непринужденно, а оттого так заставляют радостно вздрагивать своей узнаваемостью…
Я намеренно не касаюсь сюжета романа, который третий раз завистливо назову лихим и даже – разнузданным. Не буду лишать читателя удовольствия от соучастия в его раскрутке.
Скажу только, что все кончится – хорошо.
Отрывки из песен Вилли Токарева цитируются по магнитофонным записям
Все персонажи и события этой книги целиком и полностью придуманы, хотя на то не было никакой надобности
Автор признателен своим друзьям и близким, которые читали это в рукописи и говорили все, что о ней думают
Часть первая
Нью-Йорк
1990, октябрь
Глава 1
Кто не успел – тот опоздал. Так, кажется, нынче говорят.
Звучит по-идиотски, но по сути верно. Ничего и никогда не откладывайте на потом, будь то обучение игре в бридж или поездка в Париж, Афины, даже Саранск. При бесконечных отсрочках одни ваши планы так никогда и не будут выполнены, другие же, осуществившись, не принесут вам ожидаемой радости.
Отложил на неопределенный срок – и никогда уже не овладеешь восточными боевыми искусствами, не выучишь санскрит, не познаешь ласк таиландской девушки-цветка, а будешь, пока есть охота, тискать в пыльном учрежденческом коридоре старшего экономиста Алевтину из планового отдела. Заленишься, проваландаешься – выкинь из головы мечту написать роман-эпопею в трех томах, знай строчи себе ради грошового заработка и столь же ничтожной известности очерочки для молодежных газет и статейки в научно-популярные журналы. Не успел в свой срок съездить в Париж – не сможешь ночь напролет бродить по бульварам: еще до полуночи доползешь, кряхтя, до отельной койки и начхать тебе будет на ножки и прочие соблазнительные части парижанок – свои бы ноги вытянуть. Даже в Саранск в наши дни недолго опоздать – только соберешься, а там уже ввели визовый режим.
Мне было уже сильно за сорок, когда я наконец осознал эти нехитрые истины, трезво рассудил, что многое мне уже в силу возраста не успеть, и решил
