крючья забирали себе. К середине дня татары остались без крючьев и без надежд на быструю победу.
Разделившись на отряды, татары принялись штурмовать стан киевлян, сменяя друг друга. Волна за волной мунгалы с криками и воплями накатывались на заслон из повозок, преодолевая крутизну каменистых склонов. Киевляне ударами топоров и копий сталкивали врагов вниз, били по ним из луков. К вечеру подножие холма оказалось заваленным телами убитых мунгалов.
На ночь татары отступили, но на следующий день опять пошли на штурм, соорудив множество лестниц из жердей. Несколько раз татарам удавалось то в одном, то в другом месте взобраться на сцепленные возы, но и только. Пробиться в глубь стана татары не могли, так как русичи встречали их густым частоколом копий. К концу дня татарские отряды снова отступили ни с чем.
На третий день с раннего утра татарские лучники стали засыпать русский стан сотнями зажженных стрел, желая вызвать пожар и переполох. Однако киевляне были готовы и к этому. Они гасили свои вспыхнувшие шатры землей и песком, укладывали на очаги пламени сырые кожи. Ничего не добившись обстрелом из луков, мунгалы решили вручную растащить повозки киевлян и таким образом ворваться в их лагерь. Тысячи татар яростно лезли на холм, передние из них перерубали ножами и топорами оглобли и веревки, скреплявшие возы между собой. Киевляне, поняв тактику мунгалов, высыпали из-за повозок на склон холма, выстроившись плотными шеренгами. Их продолговатые красные щиты опоясали вершину холма, словно два красных забора. Наступая снизу вверх, татары так и не смогли пробиться через этот живой заслон. В вечерних сумерках татары вновь отступили, унося своих убитых и раненых.
На четвертый день от татар прибыли послы для переговоров с киевским князем. Послов было трое: два мунгала и араб-толмач.
Мстислав Романович встретил татарских посланцев в своем шатре, сидя на походном троне, в окружении воевод. Это было третье татарское посольство, отдающее ему низкий земной поклон, за последний месяц. С первыми двумя посольствами великий князь особо не церемонился, ныне он оказался в непростой ситуации, поэтому рубить сплеча не собирался.
Оба мунгала были в длинных дорогих одеяниях, с золотыми поясами, в яловых сапогах с загнутыми носками и голенищами, на головах у них были высокие шапки с опушкой из чернобурых лисиц. Толмач был в красно-желтом полосатом халате, кожаных шнурованных башмаках, с чалмой на голове.
Один из мунгалов, темный от загара, со шрамом на левой щеке, с жидкой седой бородой, обратился к великому князю с такими словами:
– Славные Цыгыр-хан и Тешу-нойон приветствуют храброго киевского князя! Монголы большой кровью заплатили за победу при Калке-реке. Поэтому мы хотим разойтись с киевским князем миром. Пусть русы сложат оружие, им будет позволено вернуться домой, но все добро в вашем стане будет нашей добычей.
Толмач перевел все сказанное послом на русский язык. Мстислав Романович криво усмехнулся:
– Ишь, чего удумали, черти косоглазые! Безоружных-то
