проникнуть в Убежище. И за это и за то, что они первую неделю буквально жили у тамбуров, не подпуская всех тех, кто хотел открыть гермодвери и впустить оставшихся на поверхности. Да, тогда каждый из спасшихся готов был разорвать этих ублюдков, которые не дали шанса остальным людям, стремившимся к Убежищу. И ведь были попытки, были. В первые же сутки после бомбардировки группа из семи человек, сговорившись, предприняла безуспешную попытку отобрать у людей в серой форме стволы и открыть двери. Их положили всех. Патруль стоял насмерть, стреляли без предупреждения и на поражение. Понятно, что полицейские старались прежде всего для себя, но тем самым они спасли и остальных. Разумом каждый человек уже тогда понимал, что открывать сейчас гермодвери – самоубийство! Радиация, проникнув внутрь, не пощадит никого! Но в этих девяти фигурах, стоящих у выхода в тамбуры, каждый видел прямо-таки средоточие вселенского зла! Ужас случившегося, тяжесть потерь, страх неизвестного – все это люди подсознательно переносили на них, сгрудившихся у дверей и ощетинившихся стволами…
И все же они выстояли, и двери остались заперты. Спустя несколько дней бьющий по нервам стук снаружи прекратился, и народ постепенно успокоился, перестал рваться на выручку. Да и дошло уже до большинства, что мир изменился, и изменился безвозвратно. Человек перестал быть его хозяином и превратился в палача с испачканными по локоть в крови руками. На поверхности теперь безраздельно властвовала радиация – дозиметры, висящие у выходов, красноречиво свидетельствовали об этом. Стрелки всех трех приборов дружно ползли вверх и замерли, наконец, на отметке в полторы тысячи рентген, предупреждая, что выход на поверхность отныне стал смертельно опасен. Люди вынуждены были начинать новую жизнь на новом месте.
Большой удачей стало то, что в Убежище в момент взрыва находился Николай Павлович Андреев – военрук Палыч, как вскоре стали называть его выжившие. Он состоял кем-то вроде начальника ГО и ЧС при администрации завода и вплотную занимался переоснащением бомбоубежища, а потому – знал его, как свои пять пальцев.
В тот день Палыч с самого утра сидел в подземельях, проводил продуктовую инвентаризацию. Когда от удара качнулась земля, потух свет и автоматика включила тусклое аварийное освещение, подумал сначала: на заводе рвануло. Дернулся наверх, к выходу, – а навстречу уже ломится обезумевшая от ужаса толпа. Тут-то его и пришибло – началось! На подламывающихся ногах военрук побежал в дизельную. От навалившегося щемящего ужаса тряслись руки, сердце отказывало, работая с перебоями, – Палыч прекрасно понимал и представлял, что происходит сейчас на поверхности и что может произойти в скором времени в Убежище, не пусти он все его системы в работу. Пока возился с агрегатами, мелко клацая зубами от осознания произошедшего, свет потух окончательно – аккумуляторы были введены еще не все, хотя и собраны уже в схему. Наконец дизеля взревели – и сразу же зажегся свет. Палыч где
