[иметь], дабы они видели, что командир, единожды определив какое дело, никогда от онаго не отступит».
«Всякое дело требует не одного марания и составления огромных бумаг, а требует начальнического соображения и наставления своих подчиненных для чего нужно всякое дело обдумать, обнять, рассмотреть и дать полное наставление своему подчиненному».
«Я педант, я люблю, чтобы дела шли порядочно, скоро, а любовь своих подчиненных полагаю в том, дабы они делали свое дело».
«У вас еще есть правило и хвастовство, чтобы подчиненные любили командира; мое же правило, дабы подчиненные делали свое дело и боялись бы начальника».
«Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера. Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приуготовлять себя наилучшим образом на пользу службы монарху и Отечеству».
«Строгость нужна более для штаб- и обер-офицеров, нежели для военных поселян, и оное требую, ибо мои правила не сходятся с правилами, в армии употребляемыми; я полагаю, что когда строгость, – разумеется, справедливая, без интриг… – употребляется на начальников, то все пойдет хорошо, и солдаты будут хороши».
«Мои правила, что начальнику более всего нужно открытое поведение с подчиненными, без всяких интриг, тогда все пойдет хорошо; а я интриг, выскочек, красивых слов, разных переменчивых похвал терпеть не могу».
«Наконец, люблю дела видеть всегда с настоящей точки зрения, а не так как прочие люди – что они любят; все хорошее в свете не может быть без дурного, а всегда более худого, чем хорошего».
«Касательно же толков людских, то на оное смотреть не должно, да они ничего важного не сделают».
«Мнения публики столь различны, что на оныя никогда положиться нельзя, и лучшее мнение в свете спокойная в человеке совесть, я имею ее и буду с нею везде спокоен».
«Никогда я ничего не просил для себя, и милостью Божьей дано мне все! Утешаюсь мыслью, что я был полезен».
Мировоззрение, основанное на подобных принципах, создавало тип государственного деятеля, который оказывался в высшей степени эффективным в условиях России. Имея такое мировоззрение, а к нему в дополнение – необыкновенную работоспособность, высокую образованность и сильный природный ум, граф Аракчеев был способен добиваться успеха в осуществлении реформ при самых неблагоприятных обстоятельствах. Однако именно здесь таилась и драма Аракчеева как человека и государственного деятеля. Свойства характера, которые делали его самым эффективным администратором в России первой четверти XIX века, одновременно придавали ему в русском обществе репутацию «плохого», «злого», «жестокого» человека. Государственный деятель, отличавшийся нечеловеческой приверженностью к установленным правилам и порядку, каковой обладал Аракчеев, и не мог в России иметь репутацию «хорошего» человека. Однажды Алексей
