колонисты на славу резвились на каруселях, пока торговцы загружали в трюмы сельхозпродукцию.
Общий сход под секвойей собрал всех.
– Оставайтесь с нами участвовать в празднике Урожая, – стали уговаривать торговцев.
Болдин одним глотком выпил поднесенный стакан “раскаловки”. Его голова тут же стала пытаться сползти с плеч.
– Благодар… дорб… ствуем, – он встряхнул ее от дурмана. – Ваша косорыловка, ой как хороша! Пора домой. Мы – подневольные женатые люди, сами понимаете, супружеские обязанности, семья, жена, дети.
– Ну, еще день-два, – стали удерживать гостей колонисты.
– Господа скваттеры, латифундисты, колхозники с большой буквы, у вас жены есть? – спросил Болдин. – Если есть – такое не предлагали бы.
– Н-нет… мы не женаты.
– Очень плохо! – сказал Болдин. – Холостяцкая жизнь не запрещена, не возбраняется, но и не поощряется. Почти у всех есть жены. Почти у всех, кого я знаю. Или любовницы… А почему у вас их нет, господа хорошие? Вы растрачиваете лимит доверия в моих глазах. – Он достал из кармана бумажник, а из него извлек фотографии с женскими ликами над голыми торсами, и развернул их как колоду карт. Затем из отдельного кармашка вынул еще фотографию. – Я не теряю время даром. Вот моя жена – постоянно беременная, не успеет разрешиться от одного бремени, как уже снова в положении… И дочка. Ей три с половиной года.
– Симпатичная малышка! – восхитился Слон и сунул фотографию Коале. Тот улыбнулся и передал ее Пауку.
– Ну, так как, господа?
– Право не знаем. Наверное, не встретили, – за всех поторопился ответить Коала.
– Но ведь женщин так много на свете.
– Только не в нужном месте.
– Есть города невест, планеты невест… – Болдин замолк, увидев печальные глаза на тоскливых лицах.
– У меня на Земле осталась девушка, – признался Кролик. – Но давно, очень давно это было.
Болдин обратил внимание на фермера, из глаз которого текли слезы.
– Тебя как звать?
– Кролик.
– А мирское имя?
– Точно не помню, кажется, Паша, – произнес Кролик, чем вызвал оживление среди сочувствующих товарищей.
– Не держи в себе грусть, Паша, надо выговориться, – подбодрил его Болдин.
– Я вспоминаю о Кате много лет, – Кролик продолжал рыдать, несмотря на то, что его, утешая, прижал к груди Слон. – Долгие годы подавляю в себе саму мысль о ней, но независимо от моего желания она упрямо всплывает в глубине памяти своими длинными волосами и прекрасно оформившейся грудью… спелых дынь воскового цвета… Теперь она, скорее всего, принадлежит другому.
Болдин подтвердил его самые наихудшие опасения.
– Конечно. Вы, что, господа, думаете, где мужчина, там и женщина? Глубоко заблуждаетесь. Совсем наоборот. Там, где женщина, там и мужчина возле ее юбки увивается.
Уже стоя на трапе, Болдин воскликнул:
