мере не так хороши, как я в их возрасте, но тем не менее. У них вся жизнь была впереди. Только в фигурном катании и, может быть, в гимнастике вас могут считать старой в двадцать шесть лет.
Да, мне нужно было пойти домой и лечь на диван у телевизора, чтобы покончить с этим проклятым днем. Ничего хорошего у меня больше никогда не получится, если я буду упиваться жалостью к себе.
Мне понадобилось не более двух секунд, чтобы, лавируя среди других спортсменов на льду и объезжая их, добраться до низкого бортика по периметру катка, стараясь ни в кого не врезаться. На том самом месте, где я всегда оставляла чехлы от коньков, я их и нашла и, прежде чем шагнуть на твердую землю, натянула их на прикрепленные к ботинкам широкие четырехмиллиметровые лезвия.
Я старалась не обращать внимания на то, что ощущение скованности, опоясывающее мою грудь, было болезненнее, чем сильное разочарование от того, что я в этот день так часто падала, а может быть, и нет.
Я была не готова поверить в то, что, скорее всего, я попусту трачу время, дважды в день посещая Ледяной дворец спорткомплекса Луковых в надежде однажды снова принять участие в соревнованиях, потому что сама мысль о том, чтобы отступиться, казалось, означала, что последние шестнадцать лет моей жизни были потрачены впустую. Что я практически была лишена детства из-за какой-то ерунды. Что я пожертвовала общением и нормальной человеческой жизнью ради своей мечты, которая когда-то была такой огромной, что ничто и никто не мог отнять ее у меня.
Что моя мечта выиграть золотую медаль… хотя бы на чемпионате мира, даже на национальном чемпионате… не раскололась вдребезги на мельчайшие частички размером с конфетти, за которые я по-прежнему цеплялась, несмотря на то что в глубине души понимала, что все это скорее причиняет мне боль, чем помогает.
Нет.
Но от всех этих мыслей и сомнений у меня почти ежедневно болел живот и меня время от времени тошнило.
Мне нужно было расслабиться. Или, возможно, заняться мастурбацией. Что-то должно было помочь.
Дрожа от паршивого ощущения в животе, я, обойдя каток и затерявшись в толпе, пошла дальше по коридору, ведущему в раздевалки. Вокруг катка на бортике висели родители и дети, готовые к вечерним занятиям, тем самым занятиям, которые я начала посещать в девять лет, пока не перешла в небольшую группу и не начала брать частные уроки у Галины. Старые добрые времена.
Пригнув голову и избегая встречаться взглядом с кем бы то ни было, я шла дальше, проходя мимо людей, отклонявшихся от своего пути и также избегавших поднять на меня глаза. Но только идя по коридору туда, где я оставила свои вещи, я заметила стоявшую неподалеку группу из четырех девочек-подростков, притворявшихся, что делают растяжку. Притворявшихся, потому что невозможно сделать хорошую растяжку, если ты болтаешь, болтаешь без умолку.
Во всяком случае, я так думала.
– Привет, Джесмин! – поздоровалась одна из них, которая, как я помнила, всегда уступала мне дорогу, демонстрируя
