Вероятно, тройка, плюс где-то, в подполе или в подвале, в хитром сплетении подземных ходов или даже глубоком обычном овраге, есть самка. Да, в придачу, готовая кладка, где разрослись вверх и в ширину плотные кожистые блямбы с зародышами, соединенными со своей зубастой мамкой толстыми кишками пищеводов. А рядом, жирная, безволосая, раскинувшись на куче наваленного тряпья, найденного по домам муженьками, ОНА.
И в пределах досягаемости длинных корявых и когтистых лап, практически сожранные и обглоданные до костей, с зеленоватыми от разложения остатками мышечных тканей, трупики трех ребятишек из села. Двух сожрали самцы-охотники, перед тем, как впасть в спячку. Один на двоих и один для оставшегося бодрствовать. Вот его-то, ублюдка, мне и надо прижать первым, отыскать, убить, а потом заняться остальными. Не то здесь, под боком пограничной со Степью точки Альянса, пока не особо сильной, появится Гнездо. Выжечь под корень его будет сложнее.
Вот так и оно и проходит время. Таскаюсь себе взад-вперед по пустошам и Альянсу, одинокий и неприкаянный, наводящий страх и ужас, настоящий бирюк. Ага, как есть – больной и несоциализировавшийся волчара.
– Еще что-нибудь? – деваха застыла рядом. – А?
Что ж ты, милая, так трясешься-то? Не укушу же.
– Пива. Есть же вчерашнее?
Та только закивала и пропала. Вот дела, как сажа бела.
– Присяду?
Рядом, спокойно глядя на меня, стоял Кабир.
– Да. Хозяину разве откажешь?
Он сел. Вытащил вышитый дорогими синтетическими нитками кисет, вопросительно приподнял бровь. Я кивнул, соглашаясь. Выходить мне через несколько часов, обоняние восстановится.
Хозяин положил кисет на столешницу, достал привозную упаковку папиросной бумаги. Тракт, идущий от Портов, пока работал хорошо. Перебои случались, но позволить себе делать самокрутки Кабир мог.
Сухими темными пальцами он ловко сыпанул на развернутую маскотку ровную щёпоть сухого и жесткого, спрессованного жгутами табака. Скрутил, провел языком, склеил. Вставил ровнехонькую пахитоску в мундштук, вырезанный из гладкой красивой кости и прикурил от принесенного с собой подсвечника.
Сгорающая никотиана оказалась пересушенной, потрескивала и дымила чуть горче, чем при хорошем балансе влажности. Кабир поморщился, когда попало в глаз, и рукой разогнал плотные клубы.
– Не люди здесь в основном, кизяк. Того, что порезал, сам сколько раз бил.
Я только пожал плечами. Какое мне до этого дело? Хорошие, плохие, дерьмо или золото, все едино. Есть самое главный принцип: каждый из жителей этого Задрищенска человек. А раз так, то стоит выполнять слово, данное самому себе.
– Кизяк, м-м-м… – повторился Кабир, – но и нормальных хватает. В этом и вопрос.
– В соотношении кизяка и нормальных?
Кабир усмехнулся. Шрамы на подбородке заплясали, вторя ухмылке.
– Нет.
