общем-то она не для себя старалась, а для своих ближних, хотя её заботы выходили подчас для них боком.
Черепахе Тошбаке заказала золотой панцирь с бриллиантами по краям. Старушка, увидав себя в таком царском наряде, попросила ещё и небольшой трон со скипетром.
Сороке Загизгон достался прекрасный орлиный клюв и пышная разноцветная грудь попугая. А тушканчик Ука стал сумчатым величиной с кенгуру.
Мама-ослица была в восторге.
Раньше ей приходилось обращаться к джинну через сыночка, поскольку Малай только ему подчинялся. Нередко что-нибудь искажалось в её желаниях. Зато теперь она могла командовать деревом самолично, как хотела, без всякого стеснения.
Перед дальней дорогой Малай зашёл проститься со своим господином. Всхлипывая, еле протиснулся в золотой шатёр.
– Пощадите! Чувствую себя кругом виноватым! – воскликнул он.
– Да что такое? – не понял Шухлик. – Гуляй, сколько душа пожелает! Приходи в себя. Ты же оставил нам дерево желаний!
– То-то и оно! Поэтому и говорю – кругом виноват! – И Малай, будто дрессированный слон, упал на колени. – Но, клянусь, всё исправлю!
Уже выходя, не сдержался и заревел, как ребёнок, горючими слезами. Такого с ним отродясь не бывало.
Позабыв о своих возможностях, джинн просто скакал поспешным ослиным галопом на родину, в страну огненных духов по имени Чашма.
И всё же он печалился, хотя всегда, даже томясь в крохотном горшочке, знал, что каждый миг этой жизни – счастье.
Привычка
«Странный мне джинн достался, – думал Шухлик, задрёмывая среди пушистых ковров и мягчайших подушек. – Впрочем, без него будет, наверное, грустно…»
Он заворочался, ощутив вдруг, как отлетает сонная нега и нарождается невнятное беспокойство, словно чего-то не хватает. Правда, трудно разобраться, чего именно.
От сытой и довольной жизни очень быстро наступает отупение. Иногда быстрее, чем солнце уходит за край земли.
А если благополучие длится бесконечно, от него можно так затосковать – хуже, чем от горькой беды. Если кажется, что всего достиг, всего добился и некуда стремиться, то хоть ложись и помирай или вой с тоски.
Даже не знаешь, чего ещё пожелать. И это так мучительно!
Шухлик уже привык, что всё исполняется само собой, без всяких усилий.
Хочешь золотой шатёр – пожалуйста! Вот тебе и пуховые подушки, и пожилой орангутанг с опахалом из страусиных перьев!
Вообще-то сквернее привычки нет ничего на этом свете! Привычка, как смерть. Она, эта привычка, притупляет и убивает чувства. Не все, конечно.
Есть чувства внешние и чувства внутренние, то есть душевные.
Пять внешних чувств – глаза, уши, нос, язык, да и вся кожа – рассказывают душе об окружающем мире.
Душа раздумывает, осознаёт, где, к примеру, добро, где зло, где радость, а где горе, и выращивает целый сад внутренних чувств. Их множество,
