такую роль в романах? Одно только совместное исполнение прекрасных произведений не может привести к неизбежной сцене обольщения. Близость уважаемого мэтра, комната в частном доме, двери которой можно запереть, – все это тоже вносит свой вклад в ситуацию. Итак, настал миг, предназначенный судьбой, когда красивая девушка со скрипкой возложила свою девственность на алтарь Генделевой сонаты. И не из страха, что это откроется, Лена не занесла сие важное событие в свой дневник – а из-за разочарования!
«Он стонал, пыхтел и задыхался. Даже не снял брюки. А я просто лежала на кушетке, обитой красным плюшем; юбки задраны, и спине очень жестко. Все вместе очень-очень неудобно» – так она описала дочери свой первый сексуальный опыт лет сорок спустя. В довершение всего фрейлейн Дитрих не приняли в музыкальную академию.
Разочарованная Лена вернулась в Берлин, к скуке и безудержной послевоенной инфляции. Лизель, получив университетский диплом, переступила через классовые предрассудки и пошла работать. Ее весьма ощутимое учительское жалованье стало подарком судьбы. Вопреки воле матери, защищаясь примером Лизель, Лена решила поступить в Театральную академию Макса Рейнхардта. Она решила, что если не может стать знаменитой скрипачкой, то станет «театральной знаменитостью». Для конкурсного прослушивания она выбрала в высшей степени драматический отрывок из «Фауста» – молитву Гретхен Пресвятой Деве. После это стало одной из часто повторяемых и правдоподобных историй Марлен: у нее-де по завершении длинного монолога так распухли и покраснели колени, что она едва смогла с них подняться, и тут из тьмы зрительного зала Deutsches Theater раздался мужской голос. Сей бестелесный голос якобы сказал: «Фрейлейн Дитрих, поднимите юбку. Мы хотим взглянуть на ваши ноги», – от чего молоденькую трагическую актрису просто покоробило. Какая грубость, какой цинизм! Подразумевалось, само собой, что этот голос принадлежал маэстро. Но в действительности великий Рейнхардт никогда не посещал вступительные прослушивания. По легенде Марлен Дитрих – блестящая ученица знаменитого профессора, однако на самом деле она у него не училась. То, что ей удалось выступить во многих мелких ролях в рейнхардтовских театрах и постановках, особенно в Deutsches Theater, верно. Это дало ей желаемую причастность к имени маэстро, а мировой прессе – основания придать ей статус выпускницы академии Рейнхардта, а не какой-нибудь амбициозной выскочки, пробивающейся в актрисы.
В последующие годы герр доктор Рейнхардт не счел нужным расставить все по своим местам, поскольку довольно скоро его самозваная ученица стала более знаменитой, чем он или его берлинская школа. Благодаря его молчанию эта история влилась в легенду Марлен.
Она ударилась в работу: играла что угодно, не знала усталости, могла выйти служанкой в первом акте какой-нибудь пьесы, метнуться на противоположный конец города и выпорхнуть во втором акте другой пьесы в числе многочисленных «элегантных дам» на вечеринке с коктейлем. Детские занятия балетом и танцем в стиле Айседоры Дункан дали ей возможность присоединиться к кордебалету в третьем акте уличного ревю. Ее
