Ивановна скорбно поджимала губы и первой начинала одну и ту же песню: ей, мол, доподлинно известно, что у них уже и сын общий есть, и все об этом знают, и вообще – женщинам стареть нельзя, их сразу в отставку отправляют, потому что все мужики одинаковые, все – козлы. И никакой роли не играет – президент ты или грузчик, раз мужик, значит, за юбкой побежит. За той, что покороче. И на мордашку попадётся. На ту, что помоложе и посмазливее. Или понаглее. Что, как жизнь доказывает, гораздо больше соответствует действительности.
Ирина участия в таких разговорах никогда не принимала, жёлтую прессу не читала и во всём, что касается звёзд разной направленности и разной степени звездистости, была дремучей некуда. Но сегодня она не выдержала, перебила дружное гудение голосов:
– Бабы! Вы хоть президента в покое оставьте! С целым государством справляется, так уж с бабами как-нибудь тоже разберётся без вашей помощи. А то вас послушаешь и кажется, что вы самолично свечки всем еженощно держите. Надорвётесь!
Зинаида усмехнулась:
– Событий в нашей обыденности маловато, а мы ж не немые. Говорить о чём-то надо. Вот и месим языками… Вреда ж никому…
Лидия Ивановна обиделась и замолчала, а Машка хмыкнула:
– Что им от нашей болтовни?! Они ж её не слышат! Не всё ж моему муженьку косточки перемывать…
Галина тоже не смолчала:
– А что это ты, Ирочка, стала нашими скорбными делами интересоваться?! До сего дня ты нас в упор не слышала, а тут…
– Да ну вас, – отмахнулась Ирина, досадуя на себя за то, что влезла в разговор и нарушила спокойное течение событий – привычное, а потому необременительное.
Она снова погрузилась в работу и больше ни на чьи разговоры не реагировала, если не обращались конкретно к ней и по делу.
Задержаться пришлось всего на десять минут, и это было удивительно, учитывая, сколько времени было потрачено на болтовню. Бывали дни, что задерживаться приходилось на час-полтора, так много было срочной работы; но сегодня и десять минут было много, так как Дианка пришла даже чуть раньше назначенного срока и неприкаянной фигурой маячила на противоположной от их расчётно-кассового центра стороне.
Она то стояла столбом, не сводя глаз с окон, за которыми была сестра, то приплясывала от нетерпения, изображая пляску святого Витта, то озиралась по сторонам и с остервенением грызла ногти.
– Наконец-то, – бросилась она к старшей сестре, едва Ирина появилась на крыльце. – Я уж думала – вы там повымерли все. Не дождаться никак.
– Не терпится тебе, – усмехнулась Ирина, вспоминая себя в эти годы.
– Конечно! – воскликнула Диана. – Я тут по магазинам прошлась…
– Ну, кто бы сомневался, – буркнула Ирина, пряча улыбку. Хороша у неё сестра: и красива, и умница. И шустра. Ох, шустра. Она в её годы такой не была. Вон, как пританцовывает на месте. Какие коленца выписывает. Волчком вокруг сестры вьется. Вот у кого энергии!
– Ой, Ир! Я такую сумочку видела! Такую! Ахнешь!
