ткани образа.
П. А. Флоренский и А. Ф. Лосев говорили о магии слова. Учитывая сказанное о живом движении, с неменьшим основанием мы можем говорить о чуде, тайне и магии живого движения. Знатоки и любители балета легко с этим согласятся. Сказанное о движении тела, разумеется, в полной мере относится и к движениям речедвигательного аппарата. Наличие и значение для порождения речи артикуляционного чувства подчеркивалось В. Гумбольдтом и изучалось Н. И. Жинкиным. М. М. Бахтин характеризовал артикуляционное чувство как «фокус чувствуемой активности порождения» высказывания – активности, возвращающей высказывающегося к себе самому, к своему действующему порождающему единству [Бахтин, 1996–2003, т. 1, с. 217–218]. Живое движение, таким образом, не является внешним по отношению к психике. Оно и есть психика, во всяком случае, ее душа! С. Л. Рубинштейн был прав, назвав действие исходной единицей анализа, «клеточкой» психики, которая содержит зачатки всех элементов психологии.
Итак, мы вновь пришли к «началу», но теперь уже не «сверху», а «снизу» – от беглого экскурса в анализ живого движения, представляющего собой фундамент психики, ее живую онтологию. Любой путь к «началу» заставляет заключить, что оно не является ни низшим, ни примитивным, а представляет собой целостность, интегральность, хотя и интегральность, но первоначальную, достаточную для данной ступени развития. Здесь мы не должны поддаваться гипнозу слова «интегральность», подобно тому как уже перестаем поддаваться магии слов «интериоризация» и «экстериоризация». Интегральность – не конечный, а начальный пункт развития.
Парадокс развития состоит в том, что оно идет не по линии развития этой первичной интегральности, а по линии ее преодоления и даже борьбы с ней. Для того чтобы развить движения руки, нужно прежде затормозить «интегральный» хватательный рефлекс. (Правда, жизнь показывает, что он не тормозится полностью, а по-своему развивается и со временем приобретает разные формы: от грубых до весьма изощренных.) В развитии психики происходит подобное тому, что замечательно описал Н. А. Бернштейн относительно функций нервной системы как целого и путей ее развития. Это тем более важно, что, в отличие от большинства физиологов, он в своих размышлениях опирался на данные Л. С. Выготского и других психологов об онтогенезе психических образований: «Развитие живого существа не было бы развитием, а механическим, мертвенным изменением его под непрерывным потоком воздействий окружающей среды, если бы оно не определялось, кроме текущих воздействий, еще и всей предыдущей историей этого существа и его вида. Развитие тем и отличается от пассивного изменения, что оно складывается исторически, и его история является одной из определяющих его причин <…> Ведь история, не сохранившая никаких следов, – это уже не история» [Бернштейн, 2003, с. 204–205]. Такие следы Бернштейн вслед за Р. Семоном называет «сохраняющим началом», или мнемой, и соглашается с ним, что сближение
