искусства ветшают и покрываются патиной. Бросить на них луч современного тебе света, перевести их на язык живых – нелегкий, но благодарный труд, удающийся немногим. А рецепт обманчиво прост (так Микельанджело, кажется, отшучивался от поклонников, уверяя, что для своих скульптур всего лишь “отсекает от мрамора всё лишнее”). Надо всего лишь чувствовать себя в мировой культуре как дома, чтоб библейская “смоква” естественно стояла рядом с кавказской “мушмулой”. Впрочем, этого, конечно, недостаточно, ибо поэзия больше своих составных частей. К тому, что создано твоими предшественниками, необходимо что-то добавить свое. Простым повтором готового (пусть и переведенным на современный язык) тут не обойдешься, иначе получатся неживые “антологические” стихи. Мне кажется, что Рожанская блестяще выполняет эту задачу, смешивая фольклорные интонации с церковнославянскими, интеллигентское просторечие с трагическим пафосом. Используя цитату (в широком смысле), как строительный материал, она возводит из него собственное здание мира, схожего с храмом, прихотливо складывая отдельные кирпичики прежних смыслов и перемежая их смыслами новыми.
“Когда над скинией Закона
Просела талая земля,
Миндальный посох Аарона
Процвёл, губами шевеля.”
Оптика сдвигается. Время исчезает, будто его нет и не было. Кстати, пристальный взгляд заметит в этих строках и эклогу памяти Мандельштама (“миндального дерева”), который “лежит в земле, губами шевеля”.
Итак, пировать с предшественниками, как с приятелями, живущими по соседству, создавать на основе их языка свой собственный.
Есть и третье слагаемое в этих замечательных стихах: не слушаться здравого смысла, не верить дежурным истинам – но приглядываться к ним в поисках внутренних противоречий.
“Как детская пьеска на двух обнажённых
Мы сыграны нотках. Да только не нам
у Автора клянчить концовки мажорной;
И жалость к живущим на шее, как жёрнов,
И тьма мирозданья валит по пятам.”
Рожанская верит в Бога не меньше (но и не больше), чем Тютчев или Достоевский – неплохая компания. Вера и смерть, красота и страдание, отчаяние и восторг – непримиримые, но сосуществующие полюса ее вселенной, между которыми и возникает силовое поле и электрический разряд того, что называется подлинной поэзией.
Из книги «Стихи по-русски»
«Оттого, что жила я счастливо…»
Оттого, что жила я счастливо
И земных не знавала цепей,
Королева растений, Крапива,
Зацветет на могиле моей.
Всех оттенков зеленого цвета,
Словно девка на выданье, зла –
Это загодя варится лето,
Так, что пена бежит из котла.
Распахни на рассвете калитку,
И гостей назови полон дом,
И наполни зеленым
