полка Макаров провожает оное до Тифлиса»6. В таком случае не вполне понятно, почему через пять с половиной недель, и июня, когда Пушкин заезжал в Джелал-Оглу, повозка еще находилась в пути (примерно в 225 верстах от Нахичевани и in верстах от Тифлиса), а ее военное сопровождение превратилось в «несколько грузин». Поскольку, как заметил Н. Эйдельман, «о встрече с телом Грибоедова не сохранилось никаких упоминаний ни в переписке поэта, ни в кавказских стихотворениях, ни в „путевых записках“1829 года, ни даже в подробном плане-оглавлении этих записок, набросанном 18 июля 1829 г.»7, многие исследователи в последнее время склонились к выводу, что в действительности никакой встречи не было, а весь эпизод представляет собой вымысел, чисто художественную конструкцию8.
Фикционалистская гипотеза представляется нам уязвимой прежде всего потому, что ее сторонники не уделили должного внимания важной информации, содержащейся в надежном и давно известном документе – датированном 20 июля 1829 г. письме В.Н. Григорьева к Ф.В. Булгарину из Тифлиса. Оно было опубликовано анонимно в № 2 «Сына Отечества» за 1830 год и перепечатано И.С. Зильберштейном (который и установил имя автора) в первом сборнике «А.С. Грибоедов в воспоминаниях современников»9. Говоря словами В.Н. Григорьева, «судьба привела» его «быть на двух встречах, сделанным бренным… останкам [Грибоедова] на границе и в Тифлисе». Подробно описав пышную траурную процессию в Нахичевани, он сообщает:
Тело поставлено было в Армянской церкви, и на другой день повезено далее в Тифлис чрез Эриванскую провинцию… Устроенные по Эриванской дороге карантины замедлили привезение тела его до последних чисел Июня месяца: с того времени по 18 июля – день, назначенный для погребения, оно находилось в Артачальском Карантине, отстоящем от города в трех верстах10.
Как явствует из этого сообщения, причиной, по которой на перевозку тела Грибоедова от Нахичевани до предместья Тифлиса ушло так много времени (примерно восемь недель) явились чумные карантины на Эриванской дороге, задержавшие процессию. С.А. Фомичев, единственный «фикционалист», сославшийся на письмо Григорьева, счел эту информацию несущественной. По его мнению, тот факт, что Пушкину удалось проехать от Тифлиса до Джелал-Оглу (Гергер) без задержек, указывает, что «10–11 июня 1829 г. чумных карантинов между Тифлисом и Гергерами… еще не было – иначе бы ему не удалось проделать этот путь так стремительно»11. Доводы С.А. Фомичева опроверг И.С. Сидоров, справедливо отметивший: «Пушкин ехал без задержек не потому, что карантинов не было, а потому, что он ехал из здоровой местности в зараженную, а не наоборот»12. Более того, И.С. Сидорову удалось найти важный документ – докладную записку Тифлисского военного губернатора, генерала-адъютанта С.С. Стрекалова от 31 мая 1829 года, в которой сообщалось:
Тело покойного [Грибоедова] находится ныне в Гергерском карантине. Хотя уже закончился четырнадцатидневный термин к очищению оного, но следующее обстоятельство заставило меня распорядиться, дабы тело оставалось в карантине еще 14 дней. Из числа команды, сопровождавшей гроб в Гергеры, один рядовой занемог
