предоставить. После этого предполагалось дождаться, когда все суда неверных станут на якорь. Затем турецкие и египетские капитаны должны будут подвести свои суда как можно ближе к противнику. А в первую же ночь свалиться с неприятелем на абордаж и вырезать всех поголовно.
– Прощаясь со своими флагманами, Ибрагим-паша подвел их к окну своего дворца и показал в сторону моря, где на горизонте белели парусами эскадры союзников.
– Вот ваши призы! – сказал он.
– Да пребудет с нами милость Аллаха! – кланялись адмиралы, отправляясь на корабли. – Слава ему, что наградил нашего правителя великой мудростью, пред которой падут все козни служителей шайтана!
Не теряя времени Тагир-паша, Мукарем-бей вместе с французскими советниками расставляли в бухте флот и готовили к бою береговые батареи.
– Это будет настоящий огненный мешок, вырваться из которого не удастся никому! – обещали туркам французские офицеры, рассчитывая на картах директрисы стрельбы корабельных и береговых пушек.
Турецко-египетский флот был расположен в Наваринской бухте на фертоинге строем в виде сжатого полумесяца, рога которого простирались от Наваринской крепости до батареи острова Сфактерия. Линейные корабли (3 единицы) и фрегаты (23 единицы) составляли первую линию. Корветы и бриги (57 единиц) находились во второй и третьей линиях. 50 транспортов и купеческих судов стояли на якорях под юго-восточным берегом Мореи. Всего на турецко-египетских судах было более 2300 орудий. Помимо этого, вход в бухту, шириной около полмили, со всех сторон перекрестно простреливался батареями с Наваринской крепости и острова Сфактерия (165 орудий). По флангам на плотах установили бочки с горючей смесью. Там же, готовый к нанесению смертельного удара, притаился десяток брандеров. Трюмы этих плавучих «зажигательных снарядов» были до самых верхних палуб набиты смолой и порохом. Увернуться от их тарана в тесной бухте будет просто невозможно!
На возвышенности, с которой просматривалась вся Наваринская бухта, расположилась ставка самого Ибрагим-паши. Подле нее верные египетские байраки. Им предстоит вытаскивать из воды и тут же казнить доплывших до берега врагов.
Тем временем в салоне кодрингтоновской "Азии" бушевали страсти. Переминавшийся с ноги на ногу у порога капитан Мартин, стал свидетелем небывалой ярости своего адмирала. Кодрингтон, о котором в британском флоте ходили легенды, как о необычайно уравновешенном и даже флегматичном человеке, наверное, впервые в жизни дал волю всем своим чувствам.
– Этот Ибрагим – отъявленный негодяй и подлец (адмирал, разумеется, высказался более резко) – кричал Кодрингтон, потрясая руками. – И будь я проклят, если теперь не заставлю его сожрать свой нечестный язык! (адмирал выразился и в этом случае, конечно же, более категорично).
В письме своей жене Кодрингтон выразился куда более деликатно: "Наше письмо к Ибрагиму принесли назад нераспечатанным. Его лгун – драгоман говорит, будто бы никто не знает, куда он (Ибрагим-паша –
