Психический! Не туда мама руку пришила! – кричали они, издалека завидев его.
Может, они ждали, что он испугается, спрячется дома, перестанет выходить на улицу. Не понимали: и его, и их незримой нитью связывало обоюдное чувство. Он тоже ненавидел их до боли в зубах.
День за днем продолжалась эта игра во взаимные оскорбления. В ответ на их выкрики он издевался:
– Сосунки! Бабы трусливые! Предатели! Выходи один на один!
Страх, что придется драться с целой толпой, только возбуждал и подстегивал жажду мести, заставлял испытывать сладостное чувство риска, полноты жизни.
В тот день он, сжимая до боли потными ладонями рукоятки велосипеда, крутился неподалеку от них. А они строили плотину на ручейке, образовавшемся после дождя. Когда он в очередной раз проезжал мимо них и специально задел колесом лежавшую рядом с ними консервную банку с «раствором» – жидкой грязью, – они бросились на него.
Кинулись яростно, неожиданно. Впятером схватили велосипед. Повалили на землю вместе с ним.
Шурка оказался сразу во власти десятка беспощадных рук. Он бился, изворачивался на земле, пытался встать. Мысли неслись обрывками: «Гады… Только бы встать… Предатели…».
Когда почувствовал, что кто-то два раза ударил его камнем по голове, вдруг зарычал в неистовстве от собственного бессилия и так бешено рванулся, что вмиг оказался на ногах. И сразу закрутился на месте, ища глазами кирпич поувесистее.
Видно, что-то настолько безумное, пугающее было в его лице в этот миг, что пацаны бросились наутек.
Со свинцово-тяжким серым булыжником в руках он настиг их у ворот дома, где они стояли, едва очнувшиеся от пережитого ужаса.
Сладкая волна бешенства несла его к огромным зеленым воротам, у которых робко сбились в кучу его бывшие приятели. Он уже кончиками пальцев чувствовал, как камень ударит Кольке в грудь, а потом он будет рвать его горло… Ему бы только добраться…
И они поняли это. Порхнули, как воробьи стайкой, в ворота и затаились в доме.
А он бушевал снаружи. Бил камнем в ворота и кричал, задыхаясь от неутоленной ненависти:
– Трусы, выходите! Ваша смерть пришла!
Но в запертом доме притихли и молчали…
Такая вот история.
А с Толиком Казаковым все не закончилось, а началось со стычек.
Казаков верховодил на «Центре». Между этими двумя районами шли в то время постоянные войны. Естественно, вожди разных партий то и дело выясняли отношения друг с другом. Стычки обычно начинались по дороге из школы. Предварительно кто-то из «доброжелателей» говорил Шурке, что вчера о нем непочтительно отзывался его конкурент с «Центра».
Дальше все шло по накатанной схеме. Дубравин встречался с Казаковым где-нибудь на тропинке в лесу и начинал разговор так:
– Ты про меня сказал, что я дурак? Повтори сейчас при мне эти слова или проси прощения.
– А
