на улице.
– Сколько таинственности и неопределенности, – засмеялась женщина, чувствуя внутренний дискомфорт из-за своего любопытства и странной подозрительности.
– Чувствуешь этот аромат? – спросила она, пытаясь сгладить впечатление, которое могла произвести на парнишку своими вопросами.
– Да, давно чувствую, – ответил он.
– Нам обязательно достанется по кусочку. Аня замечательно делает шарлотку.
Юноша никак не отреагировал.
Мария отвернулась.
Ей казалось, что испытываемый ею дискомфорт вызван вторжением чужого человека в ее квартиру. С другой стороны, она отгораживалась от этой мысли, не принимала ее, потому как испытывала к молодому человеку необыкновенное доверие. Каждый его ответ, внешняя покорность и спокойствие – все работало на то, чтобы парнишка максимально быстро стал своим даже для совершенно незнакомо человека.
– Ты можешь сесть сюда, – указала Мария на табуретку за кухонным столом.
– Благодарю, – парнишка поднялся и перешел в кухню.
– Как думаешь, через сколько времени шарлотка будет готова? – Мария включила чайник.
– Не знаю, – юноша улыбнулся с искренним удивлением.
– Я подумала, что с твоими обостренными чувствами ты поймешь, когда она уже готова.
– Я не знаю, как пахнет готовая шарлотка, – пожал он плечами.
Мария почувствовала себя глупо и отвернулась к чайнику. Наверно, у него действительно нет родителей. Ей казалось, что все дети должны знать, как пахнет шарлотка. Этот аромат, считала она, является неотъемлемой песчинкой в пустыне под названием «семья». Ее дочь знала, как пахнет шарлотка, а рядом с этим знанием жило воспоминание о ней самой, Марии. Из таких мелочей и формируется детство, которое должно быть счастливым. Вряд ли Мария смогла бы аргументировать свое видение. В ней просто жил слепок детского счастья, передающийся из поколения в поколение. Слепок, составляющий саму суть понятия «семья».
– Как тебя зовут, мальчик? – обернулась Мария и заметила, что впервые парнишка отвел взгляд.
– Уно, – ответил он по-прежнему спокойно.
– Странное имя. Кто тебя так назвал?
– Не знаю, – пожал он плечами, – а имя испанское, мне кажется.
– Хорошо. Уно, а дальше?
– Уно Фест.
Мария вскинула брови и отвернулась к окну, чтобы скрыть легкое недоумение. Парень говорил без акцента. Она не могла найти причину, по которой русского мальчика могли бы назвать подобным именем. Но так как никакой тревоги она не чувствовала, это открытие женщину позабавило.
Через несколько минут от двери послышался звонок.
– А вот и кусочек шарлотки.
– Это я, – сказала Аня. В ее руке была ожидаемая тарелка с источавшим соблазнительные запахи куском выпечки. – Угощайся, дорогая.
– Спасибо! – поблагодарила Мария.
