внезапно осознала причину своего столь раннего пробуждения: Зелепусы!.. Теперь она вовсе не была так уж уверена, что поступила правильно, никому не сказав о вчерашней встрече, – ведь они все-таки неизвестно кто. А вдруг это – пришельцы?.. При этой мысли она прямо подпрыгнула. И если они – эти самые, то с какой целью они сюда «пришелились»?.. А может они какие-нибудь … ну, эти, как его… вирусы? Или бактерии?.. О тех и о других у нее было смутное представление. Поразмыслив, она поднялась, и осторожно, на цыпочках подкралась к коробке.
Зелепусы мирно похрапывали себе на кошачьей подушечке, и, кажется, не замышляли ничего дурного. «Лапусечки!..» – умилилась Мэрион. Но природная практичность тут же взяла верх: «Надо бы показать их кому-нибудь…» Тут она ненароком чихнула, и на нее тотчас уставились две пары блестящих голубых глаз. Ей стало неловко, что её застукали за таким делом, как подглядывание, и она торопливо предложила:
– Идемте пить чай с Бабушкой… Доброе утро.
Зелепусы переглянулись и, немного посовещавшись, вежливо ответили:
– Спасибо, но чай с бабушкой, пожалуй, нет. Лучше – с конфеткой.
Когда Мэрион спустилась вниз, Бабушка – седая, сухопарая, высокая и не по годам энергичная дама – уже была на Кухне. Она всегда вставала раньше остальных – никто, кажется, вообще не видел ее спящей.
Кухня представляла собой огромный круглый полутемный зал; его стены уходили вверх и в темноту. Откуда-то сверху из этой темноты свисал на толстых цепях большой котел, под ним был устроен очаг – самый настоящий, как раньше. В стенах были прорезаны узкие стрельчатые окна, между ними вдоль стен – старинная мебель: все крепкое, дубовое, украшенное искусной резьбой и цветными витражами. На полках среди посуды и всяких безделиц из серебра, хрусталя и фарфора, вид которых без лишних слов свидетельствовал о старинном происхождении, глаза ваши напрасно искали бы хоть малейшие следы века нынешнего: Бабушка не признавала никаких «электрических штучек», к тому же в Замке постоянно были перебои с электричеством. Единственное, с чем она смирилась на своей Кухне – так это газовая плита, стеснительно жавшаяся где-то в самом темном углу, да огромный двухдверный холодильник – бабушкин любимец.
Вот и теперь Бабушка – в длинном, отделанном кружевом платье, точно сошедшая со старинного портрета, – стояла перед котлом с серебряным черпаком в руке. Под крышкой котла громко булькала каша.
– Овсянка? – сморщила нос Мэрион.
– И тебе доброе утро, деточка! – укоризненно отозвалась Бабушка.
Тут каша забормотала еще громче и решительно полезла наружу. Бабушка сердито чмякнула её черпаком, овсянка испуганно спряталась обратно.
– Все равно ведь не съедят! – булькнула каша обиженно.
– Цыц!.. – строго ответила старая хозяйка.
Тут в Кухню вбежал Папа – в плаще и шляпе, но без ботинок. Прижимая к груди кейс, он потребовал себе гренок с сыром и
