новогоднюю ночь мы побывали в том самом «Доме на набережной», который так ярко описал позже Ю.Трифонов, а женщина на том большом портрете была не кто иная, как та самая застрелившаяся Надежда Аллилуева, жена Сталина.
Наш однокурсник Лёня был ее родным племянником, и с братом Володей они сейчас жили одни потому, что их мать Анна Сергеевна по приказу своего замечательного зятя была отправлена в лагерь, откуда вышла только в 1954 году в психически нездоровом состоянии.
А отец Лёни, Станислав Францевич Реденс (кажется, из латышских стрелков), в прошлом видный деятель НКВД, еще раньше погиб в бериевских застенках. Такая же расправа, без сомнения, ждала и Лёню с братом, если бы не своевременное покровительство со стороны их всесильного тогда кузена Василия Сталина, который, как мы позже узнали, опекал братьев. И главное, конечно, если бы не своевременная кончина их великого родственничка, дяди Иосифа. Дальнейшая судьба Лёни Аллилуева ничем не примечательна и мало отличалась от судьбы других моих однокашников. Он окончил вместе со всеми институт, женился на девушке с нашего курса и попал по распределению на работу в институт Гидропроект. Там он и протрубил до самой пенсии, занимался проектированием гидротехнических металлоконструкций (затворов гидростанций, шлюзовых ворот и всяких других железных устройств). Некоторое время он работал в Египте на строительстве Асуанской гидроэлектростанции. В отличие от своего брата Володи, который позже написал воспоминания, Лёня никогда, нигде и никому не говорил о своем происхождении, о своих родителях. Не знаю, была ли это врожденная скрытность характера или заложенное с раннего детства неистребимое чувство страха.
За кожаной кепкой Лужкова
Мы шли на Поклонную гору. Именно шли, а не взбирались, так как той знаменитой возвышенности, откуда Наполеон когда-то обозревал сданную ему Кутузовым Москву, давно уже не существовало. Ее снесли в угаре урбанизаторского социалистического энтузиазма в точном соответствии с дерзкой гиперболой Маяковского: «А если Казбек помешает – срыть, все равно не видать в тумане».
Вместо горы перед нами простиралась плоская равнина с редкими рядами недавно посаженных худосочных деревьев – парк Победы. Широкие ступени вели к большой круглой площади, плотно одетой в бетон, камень и асфальт. В центре высилась трехгранная стела-штык. К ее верхней части бабочкой была прикреплена крылатая скульптура древнегреческой богини победы Ники, с ног которой свисали плохо различимые издали пухлощекие ангелы.
Стояла холодная слякотная осень. Туфли шлепали по грязной жиже мокрого снега. Я поскользнулся и чуть было не упал – под ногами блеснула черная зеркальная поверхность. Что это? Нет, это был не лед. Я внимательно пригляделся и увидел длинные широкие полосы гладко отшлифованных гранитных плит. Какие же они должны были быть дорогими! И неудобные для хождения по ним.
Но если бы дороговизна относилась только к ним – позже я узнал, что эти зачем-то полированные плиты
