континент, а все их сооружения превратятся в руины, эти дома в Новой Англии продолжат стоять как ни в чем не бывало, сверкая обнаженными дубовыми ребрами.
Так сказал Конни Сэм.
Она дотронулась до камешка, что привязала к ее запястью мама. Тот задребезжал. Это уже начало порядком раздражать.
– Знаешь, – спокойно продолжила Грейс. – Говорят, орлиный камень можно отыскать лишь в орлином гнезде. Чтобы раздобыть их, птицы облетают целый континент и в когтях доставляют камни в свои гнезда. Это помогает защитить отложенные яйца.
– Похоже на выдумку, – ответила Конни, поглаживая большим пальцем затертый участок подлокотника.
Грейс завязала первый носок на узел и принялась за второй.
– Это очень сильные птицы.
Она вязала второй носок из такой же нежной мохеровой пряжи оттенка молодого клевера, что и первый.
– Ага, – отреагировала Конни.
Казалось, Грейс хотела добавить что-то еще, но сдержалась. Свет за окнами, выходившими на сонный сад, постепенно тускнел, приглашая ночь. В углах комнаты и под мебелью сгущались тени, окрашивая помещение в темно-синие и черные тона.
– Я подготовила гостевую, – сказала хозяйка дома.
– Спасибо, мама.
Внезапно Конни почувствовала себя изможденной. Полностью и окончательно.
Грейс выглянула в окно.
– Имболк[15], – произнесла она практически себе под нос. – Ты встречала подснежники по дороге? В Имболк все кажется замершим и спящим. Словно зима никогда не закончится. Но это не так.
Подснежников Конни не заметила, но, если они и взошли, это было слишком рано. Подснежники и крокусы всегда пробивались сквозь снежный покров раньше других растений.
– Уже совсем скоро, – глаза Грейс потускнели, – настанет ее конец.
Интерлюдия
Воздух стремительно вырывался из легких Ливви. О колени билась разодранная корзина. Девочка бежала с непокрытой головой, позади трепетал плащ. Вечерние тучи все темнели и пухли, грозя учинить без предупреждения снегопад. Ливви свернула за каменный забор, порывисто выдвинула задвижку калитки и устремилась к двери дома, пробежав мимо кудахчущих кур.
Малышка замерла у порога: из дома доносились крики.
– Иди сюда, мы еще не договорили! – прогремел мужской голос.
Это был отец Ливви, Роберт Хасселтайн.
– Успокойся ты! – прокричала в ответ Гуди Редферн – хозяйка жилища и кузина матери Ливви.
Затем раздался звон бьющейся посуды.
Ливви отшатнулась от двери, крепко сжимая корзину.
Прежде чем бедняжка успела сообразить, что делать дальше, створка распахнулась и показалось взбудораженное лицо отца. Его нос и щеки раскраснелись от простуды, а редеющие на макушке
