работу с участием докторантов, каждый из которых стремился задать вопрос позаковыристее, – тоже здесь. А еще кошмарно-бессмысленные праздничные вечера, что Конни посещала по большей части лишь ради закусок после вместе со своей соседкой по комнате Лиз Дауэрс с ямочками на щеках, которая запросто могла прочесть лекцию на средневековой латыни. В этой самой аудитории Конни провела годы заточения, словно Тесей в Лабиринте. Вереница похожих одно на другое событий вокруг одного и того же конференц-стола. А затем привычный мир рухнул. В одночасье. Сколько времени прошло с 1995 года? Пять лет. Так много и в то же время всего ничего.
В аудитории практически ничего не поменялось, если не принимать во внимание пару новых инициалов, нацарапанных шариковой ручкой на растрескавшейся столешнице. Старую потертую доску заслоняла новая – магнитно-маркерная на ножках. Синим еле пишущим фломастером на ней было выведено объявление для студентов последнего курса, которые будут заниматься здесь на следующей неделе – «Бесплатная пицца!». Все тот же неподписанный портрет старца с седыми бакенбардами, что скучающе взирал со стены, осознавая угасание собственной значимости. Неизменное покрытое копотью окно с теми же портьерами, что на данный момент были раздвинуты и собраны по сторонам, дабы позволить слабым прощальным лучам заходящего зимнего солнца проникнуть внутрь. Четыре часа дня, а уже практически стемнело. Февраль в Новой Англии считается самым лютым месяцем.
Джанин Сильва – глава недавно переименованного комитета по присуждению ученых степеней в области гендерных исследований – сложила руки перед собой, улыбнулась собравшимся и произнесла:
– Думаю, на один вопрос времени хватит. Кто желает оказать честь?
Джанин выжидающе заглянула в глаза каждого из профессоров по очереди. Слева от нее расположился Маркус Хейден – профессор афроамериканской истории и культуры. Сюда из Дартмута его переманил постоянный контракт и, если верить слухам, дом в Бельмонте для него, его жены и четырех (четырех!) детей. Маркус был, как говорится, настоящей суперзвездой. За свою первую (первую!) книгу он получил премию Бэнкфорта[5], а еще регулярно выступал экспертом на новостных телеканалах. Об этом парне Конни не могла думать без добавочных восклицаний. Премия Бэнкфорта! Единственным недостатком Маркуса, если его можно было таковым назвать, являлось то, что он осознавал собственную «звездность». Когда Конни вошла в аудиторию, Маркус практически не удостоил ее вниманием. К Джанин Хейден относился тепло, но с некоторым снисхождением, как и полагается суперзвезде. Маркус уже убрал со стола записи и, как и профессор Сильва, поглядывал на свои дорогие часы. На молодом мужчине был удачно скроенный спортивный пиджак и никакого галстука. Для галстуков Маркус слишком хорош. Для профессора Хейдена эта ничем не выдающаяся встреча уже завершилась, и на право задать последний вопрос он явно не претендовал.
Справа от Джанин на спинку библиотечного стула откинулся профессор Гарольд Бомонт. Его веки слипались, а переплетенные пальцы покоились на облаченном в
Премия Бэнкрофта является одной из самых выдающихся академических наград США в области истории.
