Вы не похожи на чиновника тюремного ведомства! – заявил Даттан. – Сегодня еще, слава богу, локоны со лба убрали, а вчера, я так полагаю, явились сюда прямо от местного цирюльника?
– Не без этого, – согласился Агасфер. – Но вы ошибаетесь, господин Даттан, представляя себе тюремных чиновников в виде крокодилов или волосатых безмозглых павианов! Мы разные бываем, уверяю вас!
– Значит, меня пора гнать из «глаз и ушей», – стоял на своем Даттан. – Либо у вас есть какая-то жутко интересная тайна, которая заставляет вас маскироваться!
– Вам столь интересны чужие тайны? – Агасфер поиграл вилками на белоснежной скатерти, выстроил из них квадрат. – Что ж, извольте! Но предупреждаю, моя тайна может оказаться не столь интересной, как вам представляется, господин Даттан!
– Все что угодно за чужие тайны! – шутливо-патетически прижал руки к груди немец.
– В далеком прошлом я офицер, господин Даттан. Гвардейский офицер. И в том же далеком прошлом, в молодости, совершил одно… одно безумство, вполне объяснимое тогда, но которое не всем будет понятно сегодня. В общем, из гвардии меня – фьють! – Агасфер изобразил здоровой рукой улетающую птицу. – Естественно, я был обижен, не понят и покинул Петербург, где передо мной закрылись двери многих домов, еще вчера гостеприимно распахнутые перед гвардейским офицером. Свою обиду я переживал в поместье своих родителей, которые, надо признаться, совсем не были рады моему возвращению. Особенно отец, оскорбленный моей «позорной отставкой» – он вовсе перестал говорить и общаться со мной. К тому же я не мог рассказать родителям всей правды о случившемся, будучи связан словом чести…
Агасфер был хорошо подготовлен к таким вопросам, ответ на которые, по уверению ротмистра Лаврова, являлся не враньем, а его оперативной «легендой». Переложив вилки треугольником, он продолжил:
– Одно безумство повлекло за собой второе. Я попытался искать утешение на дне бутылки, вызвал на поединок гвардейского капитана, позволившего себе оскорбительное замечание. В результате остался без кисти левой руки…
– А ваш противник? – быстро поинтересовался Даттан.
– К несчастью, его рана оказалась смертельной. Было возбуждено следствие. И хотя секунданты и немногочисленные оставшиеся друзья свидетельствовали в мою пользу, у погибшего капитана была слишком влиятельная родня. Чтобы не попасть за решетку, я уехал за границу, где пробыл с десяток лет, и был прощен только по случаю восшествия на престол Николая II. Матушка и отец к этому времени уже умерли, и отец, будучи человеком злопамятным, не забыл меня и в своем завещании.
– Отписал все на благотворительность?
– Ну, до этого дело не дошло, – усмехнулся Агасфер. – Единственному наследнику, то бишь мне, выделялась небольшая пожизненная рента. А основное состояние переходило в мое полное распоряжение при определенном условии. Я должен был поступить на государственную службу и приносить пользу отечеству в течение пяти лет. Чтобы не утомлять вас, добавлю лишь,
