она, воинственно поблескивая зелеными своими глазами, мне плевать… Да, с тех пор, как роман Анук перевели на французский язык, она совсем перестала следить за собственным органом речи и несла всякое, Пенелопа себе подобных вольностей не позволяла, по правде говоря, она и сама предпочитала классику, но вот так взять и заявить, что современная хореография это балетная графомания и попросту, пардон, дерьмецо?.. В конце концов, этих самых хореографов тоже можно понять, кушать ведь всем хочется, даже переквалифицировавшимся в балетмейстеры (а на что еще они могут сгодиться?) бывшим танцовщикам, и поскольку дура-публика упорно ходит на Петипа, хоть ты ей кол на голове теши, чтобы утвердиться хотя бы в собственном мнении, надо обзывать классические балеты обветшалыми музейными экспонатами, интересными лишь незрелому вкусу. Ну а обслуга в лице соответствующих критиков всегда найдется, чего ради плыть против течения, сказано, мы наш, мы новый мир построим, вот и кладем камушки… Как бы то ни было, балетный репертуар завалили всяким модерном, и Пенелопа, не желавшая уступать своего места в первых рядах балетоманов, упорно его смотрела. Или просматривала, а что делать? Надо быть в курсе. И вот ехидствующая «гнусная семейка», как все еще, добрых десять или даже больше лет, продолжала называть сестру с зятем Пенелопа, в лице как Анук, так и не менее вредного ее муженька, подсунула ничего не подозревавшей гостье шедевр очередного хореогения, свеженького, не Ноймайера или Шперле, и даже не Эка, а совсем ей неведомого. При этом Ник сразу улегся на диван со своим Гегелем, а Анук принялась делать вид, что участвует в просмотре, решая одновременно японский кроссворд. Пенелопа поерзала, потом, припомнив анекдот из серии армянского радио насчет того, что, если тебя насилуют, расслабься и постарайся получить удовольствие, устроилась поудобнее и отдалась созерцанию. Спектакль, предложенный ее взыскательному взору, назывался «Жизель», да-да, не более и не менее, и постановщик даже сохранил музыку Адана. Действие происходило то ли на каторге, то ли на заводе, а может, в сумасшедшем доме, точно не скажешь, женщины были одеты по-модному в бесформенные серые мешки и тапки, в которых выходят на ковер борцы, а мужчины частью в трико, частью в велосипедные трусы до колен с майками. Ну и хореография соответствующая, кордебалет то ковылял, косолапо топыря стопы, то передвигался на четвереньках, выпятив задницы, то укладывался на пол в полном составе и лежал, лежал… Альберт, наряженный в измаранную блузу художника, гонялся за Жизелью с кистью и палитрой, хотел написать ее портрет, не иначе, кажется, причиной ее гибели оно и было, не перенесла того, что красавец-ухажер (по правде говоря, больше похожий на огородное пугало) не думал ее соблазнять, нечто другое измыслить было сложно, поскольку Ганса-Иллариона ликвидировали полностью и окончательно, а невеста графа-художника всего лишь вырвала у него и переломала все кисти, не хотела, наверно, чтобы он писал портрет другой… Так Пенелопа подумала вначале,