и трезво рассуждать неспособна.
Ника не ответила. Причина запальчивости Дана была ей… нельзя сказать, что ясна, но… не стоит прикидываться, конечно же, ясна. Обормот несчастный! Она отвернулась от него и уткнулась лицом в тощую подушку.
– Ты спишь?
Она не спала, но уже видела сны – обрывки впечатлений минувшего вечера. Задумчивые глаза Дины, дворцы Расти, башня, увитая колоколами… где-то словно прозвенело стекло… а стекло у них было небьющееся, прочней железа, стеклянные купола стояли столетиями… «Три века назад в нашу страну вторглись варвары из западных пустынь, они были жестоки и свирепы, но даже они не тронули ни одного камня древних памятников»… это говорила Дина, а ее муж, молчаливый низкорослый человек, тревожно посматривал на нее, но не прерывал… он подарил Нике горный пейзаж величиной в ладонь… «Писать городские нам запретили, разве что Дома, – виновато сказал он, – парадных портретов я не пишу и писать не буду, остается природа – до поры, до времени». «Какой поры?» – спросила его Ника, на что он ответил со спокойной грустью: «Кто знает, какая завтра наступит пора»… Крутились лица: отрешенное – пианиста, хмурое – известного актера, улыбчивое – композитора… из них выплыло одно – лицо Поэта, мрачное, очень бледное, светло-голубые глаза моментами казались ледяными, в них было нечто тревожащее. А голос! Иногда он пел, иногда просто читал стихи, делал пятиминутные паузы, словно наслаждаясь своим могуществом – никто не нарушал молчания, не шевелился, казалось, никто не дышит, все ждали. Когда он наконец взял последний аккорд и тихо сказал: «все!», по комнате пронесся общий вздох разочарования…
– Дан, ты не спишь? Скажи, как тебе Поэт?
– Ничего, слушать можно.
– Ничего!? Он великолепен!
– Я же говорю, что ты слишком категорична и эмоциональна. Что тебя привело в такой восторг? «И эта чахлая любовь в запущенной душе поэта»? Только сорняков не хватает.
– Прекрати!
Грозный окрик Ники поразил Дана. Он молча отвернулся к стене. Больше не было произнесено ни слова.
Когда Дан открыл глаза, Ника еще спала. Ее волосы разметались по подушке, черные и бесконечные… целая Вселенная… Дан выругал себя за пошлое сравнение. «В Бакнии нет таких волос» – вспомнил он, и его снова захлестнул гнев. Как они шептались на кухне, якобы втроем, но эта Дина!.. тоже хороша, просто покрывала их, у нее был совершенно отсутствующий вид, словно она находилась где-нибудь возле пресловутого дворца Расти… жаль, что охранники сволокли оттуда этого чертового Поэта, лучше б он взлетел на воздух вместе с дворцом!.. тут Дан на минутку устыдился. Ника вздохнула и повернулась к нему лицом. Некоторое время он отчужденно разглядывал ее точеное лицо, полные губы, шею, плечи, грудь… конечно, по сравнению с вислозадыми и малогрудыми бакнианками Ника – настоящая языческая богиня, какая-нибудь Артемида или Афродита, у него губа не дура, у этого Поэта… Проклятье!
Последнее он произнес вслух, Ника пошевелилась и открыла глаза.
– Доброе утро, мавр, – улыбнулась она лукаво.
