потушенных космопехами, валялись шесть трупов – пять мужских и один женский. Все тела были в засмальцованных спецовках, лица их, в том числе и женское, носили все признаки долгого употребления спиртных напитков – обрюзглые были, багровые с синим, припухшие.
– Бомжи, наверное, – тихо предположил Гоцкало, оглянувшись и не найдя Савельева поблизости. – С Центральной свалки. Там полуавтоматические комплексы фурычат, подъедают помойку…
– Слыхали, – кивнул Царёв. – Раза три они и тамошних обитателей подъели… Это официально.
– Выходит, – сказала Рита, – их из-за нас убили?
– Кого – их? – тяжело спросил Тимофей. – По-твоему, это люди?
– А кто? – прищурилась девушка.
– Отбросы общества! – сказал Кнуров, чувствуя неясное раздражение. – Слышала такой термин?
Рита поджала губки, что было приметой раздражения и готовности затеять скандальчик, но высказалась негромко и горько:
– А мы кто? Не отбросы? Нас же тоже выкинули!
– Нас не общество отторгло, – пробурчал Тимофей, остывая, – а государство родимое, вся эта президентская рать, шваль столоначальная. Да и с чего ты взяла, что Савельев с Ершовым бомжиков отстрелили? Может, это шайка наркоторговцев! Знаешь, сколько их по Подмосковью шарится? Тоже ведь по канализациям ночуют, в подземельях московских. У меня один знакомый диггер был, рассказывал, как он на их стоянки выходил – матрасы, говорит, по трубам разложены, от грязи чёрные, бутылки, стаканы захватанные… Так он и пропал где-то на десять метров ниже улиц и площадей…
Подошли подполковник с капитан-командором.
– Давайте скинемся, – криво усмехнулся Алексей Дмитрич. Он достал именной пистолет, покачал на ладони, вздохнул и бросил на труп мужика с криво обритой бородой.
Тимофей снял с запястья серебряные часы, тоже воздыхая – «Ролекс»! – и разжал пальцы.
Рита вынула из ушей сережки.
– Только я их ей вдевать не буду! – оговорила она условие.
– Не надо, – сказал Ершов, – всё сгорит, и уши тоже.
Девушку передёрнуло, она бросила серьги и отошла.
Бирский расстался с портсигаром – внутри на крышке было выгравировано: «Дорогому Мише в день рождения. Бросай курить!» Гоцкало стащил с пальца печатку, сказал «Эхе-хе-хе-хе…» и подкинул к прочим вещественным доказательствам. Царёв без лишних церемоний достал из кармана зажигалку «Ронсон» и сунул мертвяку в карман.
– Никитос, – сказал Савельев Ершову, – поджигай!
Капитан-командор подал ему канистру, взял такую же себе, и они вдвоём облили мёртвых тягучей жидкостью с лёгким запахом щёлочи. Алексей Дмитрич нагнулся и щёлкнул зажигалкой. Пламя сразу фухнуло, занялось, и повалил такой жар, что все быстро попятились, расширяя круг и прикрывая лица от палящих наплывов.
– Финита… – пробормотал Савельев.
– И не надейся! – хмыкнул капитан-командор. – Временно, на день-другой
