закрыт. Впрочем, он был мне и не нужен. Просто рядом всегда находятся телефоны-автоматы. Вставляю карточку в прорезь, набираю номер.
«Хозяев нет дома…»
Звучит как музыка. Я могу дальше наслаждаться жизнью. Вива ла вида!
Я обошел здание и в тени за кустами все-таки сделал то, в чем меня заподозрили Кристина с Юлией. Некрасиво, конечно, не по-европейски. Но раз туалет закрыт, то эта мера вынужденная. Впрочем, оправдание находится всегда. И для бестактности, и для хамства, и для преступления…
Возвращаюсь неспешно, расслабленной походкой. Чувствую, что немного пьян. Такой игривый сумбур в голове. Представляю Юлию в самых непристойных позах. И тут же слышу ее крик.
– Отстаньте, мы никуда не поедем!
В полумраке рядом с девушками горят подфарники, хаотично двигаются какие-то темные тени – словно орангутанги пляшут какой-то первобытный танец. Черт! Да они пытаются затащить вырывающихся девчонок в машину!
Бросаюсь вперед, с трудом сдерживая русский мат. Но обозначить себя надо – может, отстанут…
– Месье, оставьте в покое наших женщин!
Звучит очень слабо и неубедительно, я сам это понимаю, поэтому бегу уже не как стайер, а как спринтер, чтобы от слов поскорей перейти к делу. Дистанция сокращается. На всякий случай я миролюбиво выставляю вперед руки и дружески улыбаюсь. Возмутителей спокойствия четверо, они бросают девушек и выстраиваются в ряд у меня на пути. Их лица в тени, но голоса слышны хорошо.
– Валы его, Магомэд!
Вот те на! Да это «угнетенные русские беженцы»! Их приняли в тихую, чистую и спокойную Европу, а они хотят «валить», то есть убивать, первого встречного европейца, говорящего на чистом французском! Какая черная неблагодарность!
Бегло осматриваю всех четверых. С трудом различаю лица: у троих усы, четвертый просто неряшливо оброс щетиной. Глаза у всех зло блестят, тот, который в центре, держит руку за спиной. Наверное, это и есть Магомед, а сзади он прячет нож, собираясь воткнуть его в мой подтянутый живот… Да что я вам сделал, гады?! Меня охватывает благородный гнев. В такие минуты хорошо бы иметь что-либо еще кроме негодования и ощущения собственной правоты. Например, пистолет или гранату. Или, на худой конец, кастет, желательно с шипами… Но материального подкрепления чувствам у меня, к сожалению, нет. А четверка «беженцев» обступает меня полукругом, от них исходит ощущаемый запах крепкого пота и животной угрозы. Крепкие коренастые фигуры, короткие ноги, за счет этого низкий центр тяжести – недаром выходцы с Кавказа добиваются больших успехов в борьбе. Ну, бороться мы с ними не будем… Я вдруг вспоминаю разваливающееся, скрепленное железными скобами здание на ростовском стадионе «Трудовые резервы». Там Анатолий Тимофеевич Черняев учил меня боксу…
«Здорово, земляки!» – как вежливый человек, мысленно здороваюсь я и, не переставая улыбаться, вскользь бью по подбородку того, кто держит руку за спиной. Движение выглядит обманчиво-легким, но для нокаута не нужен полутонный удар тяжеловеса: достаточно всего тридцатикилограммового щелчка.
