на поезд, с которым отбывали местные артисты. К несчастью, певец в это время заболел, и его супруга больше времени посвящала уходу за прикованным к постели мужем, чем поисками возможности покинуть город. В результате, когда состояние здоровья Бориса Романовича улучшилось, немцы уже заняли Харьков. В сезон 1941/42 года Гмыря выступал в местном театре, пел партии Сусанина, Тараса Бульбы, Коллена в «Богеме», Рокко в бетховенском «Фиделио». Немцы относились к большому певцу с уважением. Дальше начинаются легенды. Говорят, что певца возили в Германию, где он выступал специально для Гитлера. Но этото, скорее всего, неправда. Еще говорят, что лично Кох дал приказ забрать певца при отступлении живым или мертвым. Борис Романович действительно оставил город вместе с немцами, когда летом 1943 года Харьков брали советские войска. Не исключено, что певец справедливо опасался, что Советы не простят ему «сотрудничества с нацистами». (Если уж анкеты сотен тысяч обычных людей были навсегда испорчены отметкой о «пребывании на оккупированной территории», то что говорить о заметных фигурах типа Гмыри!) Но в результате Борис Романович не покинул пределов Украины. По одним данным, он сбежал из обоза под Полтавой с молчаливого согласия местного немецкого гарнизонного руководства. По другим, что просто находился в обозе, отбитом советскими частями. Судьба Бориса Гмыри могла сложиться трагически, но спасло имя. Творчество Гмыри знали и любили Хрущев и Сталин. Первый выпросил разрешения у второго, и Гмырю определили опять в Киевский оперный театр. За границу с тех пор его выпускали не дальше соцлагеря[20]. Немало было обвинений и со стороны коллег по работе – постоянные доносы, заявления о «нежелании петь с изменником» и т. д. Никита Сергеевич писал об этом: «Я знал, откуда это исходит; тут был и патриотизм, но была и конкуренция? Копаться сейчас в этом, отыскивая виновных и наказывая всех тех, кто оставался при немцах, надо с умом».
На оперной сцене Борис Романович исполнил все главные басовые партии – Мефистофеля, Сусанина, Годунова, Мельника из «Русалки» Даргомыжского. Прекрасно исполнял он роль Тараса Бульбы. Был и ряд партий в современных операх – Кривонос в «Богдане Хмельницком» Данькевича, Валько в «Молодой гвардии» Мейтуса. Любимым своим композитором Борис Гмыря называл Мусоргского, а последнюю оперную партию – Сальери – исполнил в концертной постановке оперы Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери» в 1962 году. Кстати, в этой постановке Гмыря выступил и в качестве режиссера.
К этому моменту певец уже оставил оперный театр. Отношения там оставались крайне напряженными. Последней каплей стала история с оперой «Князь Игорь». Однажды Гмыря пришел домой и сказал жене: «Знаешь, наконец мне удался Галицкий. Я нашел правильную трактовку». Но на следующий день в Опере уже висел выговор певцу за произвол на сцене. Его обвинили в том, что такая трактовка образа способствует растлению молодежи. (Это-то партия Галицкого в «Князе Игоре»
А приглашали его и Метрополитен, и Ла-Скала, и Гранд-опера. Да и Большой театр принял бы с распростертыми объятиями. Но покидать Украину Борис Романович не хотел.
