не работал, а теперь ещё во что бы то ни стало, решил меня вырвать из цепких лап здорового мировоззрения и коллектива. На мой последний довод кузен заметил, что в новой жизни я буду иметь вместо бесплатных сигарет «Прима» елецкой фабрики, цена которым четырнадцать копеек за пачку, платные американские «Мальборо» по рубль пятьдесят, и мне они не покажутся дорогими.
Хорошо, не сдавался я, а здесь, если однажды я не встану вдруг и не пойду на любимый завод, то самая бесплатная в мире медицина меня быстро на ноги поставит. А на работе тем временем у меня будет копиться каждый день по поллитра молока.
Но если при всём этом однажды я таки всё равно не встану и не пойду на любимый завод, меня забесплатно свезут на городское кладбище, будет бесплатно играть духовой оркестр, и над свежевырытой могилой будут бесплатно говорить про меня проникновенные речи представители завкома, профкома и комсомольской организации. А на могилку мою потом поставят обелиск и оградку, и не просто железные, как всем, а из дорогущей высоколегированной нержавеющей стали работы высококвалифицированных заводских сварщиков.
– А ты, ты что мне предлагаешь? Будет у вас в Ташкенте для меня оградка из высоколегированной стали? Не говоря уже про проникновенные речи завкома?
– А это главное, что тебе надо?
– Ладно, даже если я не умру и даже не заболею, завод меня два раза в год в свой собственный профилакторий устраивает. Без отрыва от производства, недалеко от проходной, чтобы близко к работе. Там я живу в тёплой палате целый месяц, ем три раза в день и оздоравливаюсь душами Шарко и кислородными коктейлями. И всё это совершенно бесплатно!
Дима мой – кузена Димой зовут – машет на меня рукой, как на безнадёжно больного, и уезжает восвояси, чтобы через пару дней вернуться и снова меня смущать. А я уже новые аргументы приготовил:
– Летом я могу на нашу заводскую базу отдыха поехать, хоть на выходные, хоть на весь отпуск, и всю дорогу жрать там бесплатный заводской спирт самой высокой очистки!
Дима сам не пьющий и не курящий, поэтому цедит сквозь зубы презрительно, что на новой работе я смогу не спирта сколько мне влезет пить, а коньяка французского, и не на псевдоречке Акташке, а в благородных кабаках.
Забегая вперёд, должен заметить, что Дима как в воду глядел – довелось мне впоследствии напитки дорогие в интерьерах изысканных употреблять. Но что интересно – спирт на Акташке был много слаще, много…
Я ещё не успел Диме донести, что на пенсию я выйду в пятьдесят лет. Потому, что за вредность (не нашу – химическую) нас на десять лет раньше других на пенсию отпускали. Не все, правда, далеко не все доживали и до этого льготного срока. А те, что доживали, долго на пенсии не задерживались – год, два, но это детали… Про это я вовремя остановился и не стал Диме рассказывать, а вместо этого вдруг вспомнил, что у меня очередь на покупку швейной машинки
