белужьи языки да пироги с капустой, щавелем и маком, запивать которые пришлось обычным киселем. Ничего хмельного братия, похоже, себе не позволяла. Без пива и вина застолье не затянулось – и еще задолго до заката струг отправился дальше.
Через полчаса обитель скрылась за излучиной, на берегах поднялись темные непролазные сосновые леса – словно пытались доказать, что Трехсвятительская пустынь – именно пустынь и есть, жилья человеческого окрест не найти.
В сумерках путники уже привычно остановились на отмели, полувытащив струг на песчаный островок и выровняв по килю.
– Если кому охота, – уже засыпая, спохватился Басарга, – то брони и поддоспешники можно снять. Серебро царское мы монахам отдали, опасаться более нечего.
– Тогда уже завтра! – сладко зевнул, устраиваясь на тюфяке, боярин Булданин. – Ночью без них зябко.
А утром путников разбудил нежданный колокольный перезвон – пусть далекий, но хорошо слышный.
– Это что? Наша братия уже успела царское серебро в новую звонницу обратить? – недоуменно поднялся во весь рост Софоний Зорин. – Везение празднуют?
– Вроде с запада звук идет, – указал вверх по течению боярин Заболоцкий. – Не иначе, тут еще какой-то монастырь неподалеку.
– Причем монастырь богатый, – добавил Басарга. – Там не един колокол звучит, а полный набор. Эвон, переливы какие звонари выводят. Коли он еще и к людям ближе, то понятно, отчего пустынь Варлаамова в нищете прозябает. Кто же к голытьбе за два дня пути потащится, коли добротный собор совсем под боком имеется? Ладно, Тришка-Платошка, хватит прохлаждаться! Берите бечеву, и вперед. Мыслю я, город совсем рядом уже. Вечером в бане на постоялом дворе париться будем, и меда хмельного напьетесь от пуза. Я обещаю!
– Воля твоя, боярин! – первым скинул порты широкоплечий Семен, холоп боярина Булданина. – Меда так меда, поехали!
Топать с веревкой на плечах слугам пришлось еще часов десять, не менее. Уж больно петлиста оказалась река в среднем своем течении. Однако еще задолго до сумерек, миновав очередной изгиб русла, путники увидели выплывшие из-за серой стены соснового леса золотые купола с заброшенными высоко в пышные облака православными крестами. Чуть ниже куполов тянулась черная крепостная стена из почерневших от времени бревен. Над ней островерхими зелеными шапками красовались восемь крепких башен. Однако размеры могучей цитадели не вмещали всего населения города, а потому вправо и влево от крепости разбегались стоящие вперемешку северные избы на высоких клетях с широкими гульбищами и просторными крыльцами и маленькие бревенчатые баньки, многие из которых не имели даже трубы, но каждая удостоилась длинных сходней к реке.
Помимо сходней берега украшали десятки причалов, почти все из которых были заняты ладьями и ушкуями. Недалеко от них стояли и прилавки – в великом множестве, прямо как на московской ярмарке. Правда, из-за позднего времени торг уже затих, купцы унесли товары до нового рассвета.
Выбеленные
