в карманах, выудил длинный белый тюбик.
Я брезгливо поморщилась, но крем взяла. Нельзя же было идти к людям со следом помады на щеке! Мама схватила книгу и прикрылась ею, словно я собиралась метнуть кремом в неё.
– Не смешно, – отрезала я, поднесла тюбик к глазам и возмутилась: – Он же для рук!
– А какая разница? – пожал плечами гардеробщик, – вам же стереть надо краску со щёк? Так любым жиром можно… Хоть свиным.
– Спасибо за совет, – мрачно сказала я, выдавливая крем на салфетку и яростно протирая им щёки.
– Проверено на практике, – заверил меня гардеробщик, – краску можно любым маслом оттереть. Подсолнечным, например. Но лучше всего жиром. Животным. Вот у свиней…
– Да что вы заладили, жир, жир, – разозлилась я, – откуда вы это взяли? И вообще, я, между прочим, веге…
– «Выбирай, – торжественно сказала мама, открыв книгу, – познаешь печаль и волнение, когда будешь лежать на убойном поле, а солнце припечёт твои больные суставы и вытопит жир из твоего тощего тела, как вытапливают сало из жареного поросёнка».
– … тарианка, – закончила я, – и ты, мама, это знаешь!
– Я просто ответила на твой вопрос, – обиженно сказала она, – ты спросила, почему, откуда он это взял, я тебе и прочла. Это, кстати, классика, «Джерри-островитянин»!
– Я и без него это знал, – сказал гардеробщик, забирая у мамы книгу, а у меня – крем. – Вот ведь как? Помогаешь людям, а они тебя ещё и поучат жизни…
– Погодите, – пробормотала я, присматриваясь к своему отражению, – стоп, стоп… дайте-ка мне этот крем ещё раз!
Я перевернула тюбик, поднесла его к лампочкам-свечкам и к своему ужасу прочитала, что…
– Он с облепиховым маслом!
– Не знаю, – проворчал гардеробщик, – я состав кремов не читаю…
– Ну конечно, вы же Джека Лондона читаете, – проговорила я сквозь зубы, – про свиной жир… а вот облепиховый…
– Детка, но почему? – начала мама.
– Да потому. Что. У меня. Теперь. Жёлтые. Щёки. И не заметит этого только слепой!
Я не орала. Я чеканила слова, как монеты.
– Я не вижу, – отреклась мама.
– Я тоже, – подтвердил гардеробщик, который слишком близко, на мой взгляд, придвинулся к маме.
Я молча посмотрела на них, чтобы они поняли смысл моей последней фразы. Потом снова глянула на себя.
Ужас. Кошмарный кошмар.
– Мама, знаешь, – начала я уже, наверное, в сотый раз, – я, пожалуй, внутрь не пойду. Я…
– Хорошо, – вдруг согласилась мама.
Она сняла очки и начала протирать их краем свитера. С чего они у неё вдруг запотели?
– Пойду сама, – продолжила мама.
– Я вас провожу, – пообещал гардеробщик.
Что-то не понравился мне блеск в его глазах, как только мама назвала «Джерри-островитяна» классикой. Может быть, конечно, он записан в клуб Почитателей
