но у Маркейл, как она считала, не было врагов. Кому она перешла дорогу?
Это правда, разве нет? Кому же ни с того ни с сего захотелось погубить ее жизнь? С какой целью?
Постукивая пальцами по подлокотникам кресла, Маркейл перебрала в уме всех людей, с которыми была достаточно близко знакома, чтобы они могли желать ей зла или, напротив, добра, и обнаружила, что список на самом деле короткий.
Много лет она вела замкнутый образ жизни, ездила только в театр и из театра, по утрам часто совершала верховые прогулки с Колчестером, чтобы напомнить миру, что они, как все считали, прекрасная пара, и еще навещала бабушку. Она никого больше не знала настолько хорошо, чтобы иметь врагов.
Вся эта ситуация напомнила ей одну из мистических пьес, которую театр ставил днем и рано вечером для зрителей по дешевым билетам. Маркейл, нервно поежившись, встала, достала из сумки сценарий и, вернувшись в кресло, принялась за чтение.
Часа через два она уже начала дремать и от стука в дверь вздрогнула.
– Наконец-то, – пробурчала она и, встав на ноги в одних чулках, бросила сценарий на кровать.
Схватив ботинки, Маркейл натянула их и, не зашнуровав, поспешила к туалетному столику, чтобы подколоть волосы.
Стук повторился – более настойчивый.
– Минутку!
Мисс Чаллонер, конечно же, не терпелось получить заветную вещицу. Маркейл бросила взгляд на свою дорожную сумку. Интересно, какова настоящая ценность этой реликвии?
Хотелось бы знать.
Стук снова повторился, на этот раз еще громче, и она сердито откликнулась:
– Сейчас!
Заколов шпильки, только чтобы убрать волосы с плеч, Маркейл подошла к двери, повернула ключ и открыла ее.
– Мисс Чаллонер…
Уильям Херст схватил ее, словно мешок с песком, сунув под мышку и прижав к бедру. Те несколько шпилек мгновенно выпали у нее из волос, а ее платье стало сырым от его мокрой одежды.
– Ты мокрый! Проклятие, Уильям, отпусти меня!
– Черта с два! – Он пересек комнату, не обращая внимания на то, что она извивалась и брыкалась. – Прекрати, или сделаешь себе больно.
Это окончательно взбесило ее, и Маркейл стала еще яростнее извиваться и колотить его, сколько было сил.
– О-о-у! – взвыла она, задев носком ноги за комод, так что соскочил незашнурованный ботинок.
– Я тебя предупреждал.
– От-пус-ти ме-ня! Клянусь, если ты этого не сделаешь…
Он сжал ее так крепко, что с ее губ слетало только дыхание и больше никаких звуков. Сжав руки в кулаки, она изо всех сил ударила его по бедру.
– Сейчас же прекрати. Дура набитая!
От повелительного тона Уильяма Маркейл инстинктивно замерла – и, возможно, так было лучше, потому что у нее болели пальцы. Есть время сражаться – и время составлять планы. Сейчас как раз настало время обдумать ситуацию
