с точки зрения нормального человека, единица измерения труда колхозника – уровень жизни крестьянина поднять было невозможно. Добротно сработанный, в основном умелыми руками самого деда, большой дом, выкрашенный синей краской, подвели под железную крышу. На подворье была птица – куры и гуси. В большой закуте росли и набирали вес свиньи, в новом амбаре содержалось небольшое стадо овец. И это не считая чёрно-белой немецкой коровы и её сыночка-телёнка с белой звездочкой на крутом лбу.
Дед Вася слыл в Андросово человеком образованным. Для деревни, судачили злые языки, «даже слишком». В его доме, кроме старинных церковных манускриптов, которые меня в ту пору совсем не занимали, водились разные интересные книжки – про далёкие от Андросово города и страны, про людей и зверей. Были и книжки с картинками, которые я любил рассматривать, слушая патефон. Книги были выстроены по ранжиру на лёгкой, ажурной этажерке, сделанной дедом из найденного ящика под снаряды.
Дед живо интересовался внутренней и внешней политикой страны, читал газеты и слушал чёрную тарелку, висевшую в углу – проводное радио. На колхозные собрания ходить не любил. Зато любил музыку, в том числе и классику. И откуда у него взялся этот интерес, тогда не понимал я. Позже, когда составлял свою родословную, откопал в архивах, что ещё до революции, в ранней молодости дед закончил в уездном городке, что в шестидесяти верстах от Андросово, земское реальное училище. Там, я думаю, ему и привили любовь к музыке и чтению.
– Ты никак в писатели сам метишь, внучик? – как-то сказал дед, видя мою страсть к его библиотеке.
– Куда… метю? – не понял я.
– Кем станешь, когда вырастишь? Книгочеем?
– Каким таким книгочеем?
– Ну, писателем. Чтобы самому книжки писать.
– Им, – серьёзно ответил я. – И шофёром. Как дядя Серёжа.
Дед неопределённо хмыкнул в окладистую бороду:
– Хм, мда-а…А я думал, что певцом, артистом стать думаешь.
– Нет, дедушка, певцом я уже стал. А вот писателем только думаю…
Василий Петрович погладил рукой корешки книжек, стоявших на этажерке.
– Ну-ну, – протянул дед, – а ведь писателей, не умеющих читать, не бывает.
– А я по картинкам читаю.
– Картинки картинками, а давай-ка я тебя грамотке обучу, – заглянув мне в глаза, серьёзно сказал дедушка Вася.
– В школу пойду, там научат, – парировал я.
Василий Петрович покопался на нижней полке этажерки, вытащил старый засаленный букварь, вздохнул, задумчиво глядя на меня:
– Рановато, конечно… Но в этом деле рано не поздно – лишь бы на пользу.
И за три вечера научил меня читать по слогам, а потом и писать печатными буквами по старому затрепанному букварю. По нему, думается, он учил грамоте всех своих детей, в том числе и моего батю.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст
