что?»
«За то, что думают по-другому и мешают тэкваргу. А то ты не знал…».
«Отец чудовище. Зэак оду черарг имонг (дракон, пожирающий сам себя)».
«И что из этого? Он так привык жить. Ты его не изменишь. Он лишь реализует замысел, не больше».
«Да кому нужен такой замысел!» – возмутился я.
«Тебе сейчас, какая разница? Когда выберешься, у тебя будет возможность с этим разобраться. Оставь свои возмущения и негодования при себе. Чем больше ты проявляешь эмоций, несогласия и непокорности – тем больше, в конечном счете, работаешь на отца, на онгов (магов) и тем ты слабее и уязвимее. Что толку от твоего несогласия? Во что преобразуется твое возмущение? В пустышку и в твою слабость. Хочешь сражаться и с оружием в руках доказать свою правоту – вначале выберись отсюда».
Возразить Инсангу мне было нечего. Его аргументы были точны и исчерпывающи. Я же вел себя, как несформировавшийся подросток.
«Нашло на меня что-то», – разъяснил себе и Инсангу я свое поведение.
«У тебя нет твердых убеждений, как жить и что делать в жизни. Для того чтобы их обрести, потребуются даже не годы, а десятилетия и столетия, но вначале тебе нужно для того, чтобы ты мог начать становиться собой, покинуть Фаэю. Для этого в данный момент все средства хороши».
Многое тогда Инсанг мне не говорил. Все-таки мне надо было пройти должную школу. Сын правителя слишком мало сталкивался с реальной жизнью, витал в облаках, замотавшись в покрывало иллюзии. Я не видел мира, не знал реалий. Врожденное чувство справедливости, время от времени пробуждавшееся во мне, приводило лишь к ухудшению положения дел. Я не владел собой на должном уровне, не был выдержан. Всему этому еще предстояло научиться.
Меня же ждала беседа с отцом. От ее исхода очень многое зависело. Это я отчетливо понимал и чувствовал. Впервые тогда я начал играть роль блудного, но исправляющегося сына, чем, не скрою, порадовал отца, но не его помощника – Ловиуца. Бывший воцелл слишком хорошо разбирался в лаэсах и в их побуждениях, чтобы я смог его обмануть. Именно Ловиуц, которого я был вынужден признать своим наставником, едва не воспрепятствовал моему побегу.
Как я позже понял, нет ничего хуже, чем воцелл, ставший магом, который знает кухню мастеров изнутри. Если бы не предательство в рядах воцеллов, наша цивилизация не подошла бы к опасной черте, не погиб в будущем Фаэтон, многого бы не произошло. Но, опять-таки, слишком много «если». В конце жизни все чаще ловлю себя на мысли о том, что многого не сделал, что, знай я, что будет, то обязательно бы учел это и поступил бы по-другому. Не так я представлял себе будущее нашей цивилизации.
Да, еще недавно я возглавлял Совет Фаэтона, еще недавно правители ацалов (стран и отдельных зон), прислушиваясь к моему слову, делали все так, как и надлежит делать в соответствии с законами и со сводом правил Лючина, поправки к которому были отменены. Можно радоваться, глядя на пройденный путь и на достижения, но меня печалит будущее. Слишком отчетливо знаю я, что будет вскоре после моей смерти.
Хуже
