как солнце, – говорит ей Григ. – Как нежный ветер и раннее утро. У тебя на сердце расцвел белый цветок и наполнил все твое существо благоуханием весны. Я видел жизнь. Что бы тебе ни говорили о ней, верь всегда, что она удивительна и прекрасна. Я старик, но я отдал молодежи жизнь, работу, талант. Отдал все без возврата. Поэтому я, может быть, даже счастливее тебя, Дагни.
Ты – белая ночь с ее загадочным светом. Ты – счастье. Ты – блеск зари. От твоего голоса вздрагивает сердце.
Да будет благословенно все, что окружает тебя, что прикасается к тебе и к чему прикасаешься ты, что радует тебя и заставляет задуматься»,
А во и самое любимое место в рассказе, когда Дагни впервые слышит музыку великого композитора: «Скачала она ничего не слышала. Внутри у нее шумела буря. Потом она наконец услышала, как поет ранним утром пастуший рожок и в ответ ему сотнями голосов, чуть вздрогнув, откликается струнный оркестр.
Мелодия росла, подымалась, бушевала, как ветер, неслась по вершинам деревьев, срывала листья, качала траву, била в лицо прохладными брызгами. Дагни почувствовала порыв воздуха, исходивший от музыки, и заставила себя успокоиться.
Да! Это был ее лес, ее родина! Ее горы, песни рожков, шум ее моря!»
И вот Капитолина уже плачет, прикрыв лицо рукой. Её плечи вздрагивают, она отворачивается к окну, но даже высокие южные деревья не могут успокоить её печаль по родному дому. Что она, Капитолина, вообще здесь делает, в этом чужом южном городе? Ей так хочется пробежаться через васильковое поле босиком до бабушкиного домика в Камышовке. Из окон бабушкиного дома виднеется купол храма, что стоит за рекой. И каждое утро бабушка крестится и читает молитву, смотря в сторону храма. И когда ветер с реки дует в сторону Камышовки, можно услышать колокольный звон.
Капитолина смахнула слёзы, поднялась из-за стола и вышла из зала.
– Понравилась книжка? – с интересом спросила библиотекарша, внимательно вглядываясь в лицо девушки, в эти ясные глаза, блестящие от слёз.
– Очень… – произнесла девушка, – А можно я завтра снова сюда приду?
– Да, конечно, можно, – с улыбкой отозвалась пожилая женщина.
За полчаса перед выступлением Мусса заставил её прогнать номер ещё раз. Она не возражала, только сосредоточенно считала ритм про себя. А когда закончили, Мусса сдержанно похвалил её: «Умница, ни разу не сбилась»
В этот раз выходить на публику не было так волнительно, как всегда. Что-то исчезло с уходом Диего. Всё было не то. Девушка смутно отдавала себе отчёт, что Муссу она возненавидела с первого взгляда только за то, что он не Диего. И во время выступления, когда крепкие уверенные руки Муссы прикасались к её обнажённой спине, она чувствовала раздражение. Слишком много мужского было в его взгляде, в его прикосновениях, всё не так,
