сего слышат только то, что им хочется слышать. А за неугодное слуху своему могут покарать. И потом, он, Тополино, – не сукин сын и не доносчик.
От размышлений Доменико отвлек вырвавшийся из гортани Ноланца не то выкрик, не то стон.
– Канальи! Вот чего они хотят!
Тополино слышал, как он рвал бумагу. Потом услышал, как тот вскочил с постели и нервно засновал по комнатушке.
– Они, – после недолгой паузы зарычал Ноланец, – они хотят мои рукописи… Понимаешь, Джузи, рукописи… Они у Антонии.
– Пусть не отдает, – вырвалось у дознавателя.
– Не отдает… Не отдает… Хорошо говорить. Так они ставят условие. Если она предоставит их, ее не привлекут к допросам с пристрастием, а мне смягчат приговор…
– Так пусть отдает! – живо откликается Джузеппе.
Наступило долгое молчание. Нотарий напряг слух. Ни звука. Лишь нервные шаги Ноланца.
– Я не хочу, чтобы она страдала, – наконец проговорил он, а потом добавил:
– Это дело рук корыстного братца Антонии – пакостника Беллармино.
Сказал и надолго умолк. Слышно было, как под ерзающим Джузеппе кряхтит табурет. Терпение его было на исходе. И тут глухой голос Ноланца положил ему конец.
– Не сделай этого, они отдадут ее на пытки… Отдадут… Папа не страшен. Он скоро помрет… Но до того момента, как он провалится в преисподнею, пройдет время. Правда немного времени. Но достаточно, чтобы истерзать бедняжку… Пострашнее ее братец, – размышлял вслух Ноланец. – За кардинальскую мантию и золото он удавит маму родную… Надо обыграть время.
Ноланец умолк опять. Скрипнула кровать. «Сел», – догадался Доменико.
– Итак, Джузи, – приняв окончательное решение, говорит он, – передай Антонии – я согласен. Что касается меня – пусть никому не верит. Ее обманут. Моя участь предрешена… Впрочем, этого ей не говори.
– Хорошо…
– Хотя, – спохватился он, – Антония тебя прогонит, если ты не скажешь условленной между нами фразы. Запомни ее: «И сказал Часовщик словами Спасителя: „Я судья царства небесного, но не судья царству небесному“.
– Да что там, запомню, – угрюмо пробурчал дознаватель и, тем не менее, повторил.
И повторил дважды. Уж очень не обычны были слова эти.
– Знай, брат, лишь услышав эту фразу, она поверит тебе. Иначе… Умрет, но…
– Джорди, а Часовщик, кто он?
– Долго объяснять… В общем, один наш с Антонией знакомый.
– Джорди, с чего ты взял, что тебе не сделают послабки? И не отпустят с миром? – спросил дознаватель.
– Когда в их руках окажутся мои дневники они захотят меня стереть с лица земли.
– Что в них?
– Сплошное святотатство, – усмехнулся он и твёрдо добавил:
– По их разумению.
– Ты богоотступник, брат… – с ужасом выдавил Джузеппе.
– Нет,
