населенному пункту.
– Слушай, Вась, а чего это он себе на ухо серьгу нацепил, – были первые осмысленные им слова, произнесенные одним из аборигенов, подходящих к нему, – не голубой ли?
– Да нет, голубые так не одеваются. Москвич, наверное.
– А рожу ты его видел? – спросил второй у первого, с трудом фокусируя резкость. – Что-то она мне кого-то напоминает.
– Агронома нашего?
– Да нет. По телеку я этого видел третьего дня. Друг, а это не твой трактор за околицей валяется?
– Мой, – честно ответил Чайник, а про себя подумал: «Как же я мог забыть включить маскировку!»
– Вспомнил! Гена, точно Гена. Привет Гена, а я – Вася. А этот дебил – мой товарищ Федя.
«Ну, Гена, так Гена, – подумал Чайник. – Вот и разобрался я с этой шарадой. Местное мнение надо уважать. Им, аборигенам, виднее».
О событиях нескольких последующих дней Гена не помнил ничего. То есть почти ничего, поскольку обрывки воспоминаний иногда мелькали у него в голове. Но уж больно фантастические.
Вспомнилось, как он вместе со своими новыми приятелями сидели на завалинке и пели тягучие песни о главном. Пели, конечно, они, а он, не зная слов, протяжно подвывал в такт красивым мелодиям.
И еще вспомнилось, но уже совсем непотребное. Как полуголые деревенские девки без трусов прыгали через костер возле его дома. Гена вечерами сильно мерз, поэтому был вынужден, если позволяли силы, палить его каждый вечер. Грелся он так.
Очень скоро в местном магазине закончилось вкусное земное пойло, и Гена попробовал на свой страх и риск угостить своих новых друзей керосином из бака с горючим. Керосин пришелся всем по вкусу.
– Отличный самогон, – сделал свое авторитетное заключение абориген Вася, – забирает!
К концу второй недели он перезнакомился уже со всей деревней. Затем с соседней и еще несколькими в округе. Народ шел к нему толпой, звеня трехлитровыми банками. Многие, не в силах донести ценнейший груз до дома, оставались тут же. Подтягивались люди и из местного райцентра. Таким образом, к концу первого месяца своего пребывания в этом диком мире, он стал уже местной достопримечательностью.
Да, вспомнилось, вдруг. Хвост свой Гена к концу второй недели на Земле обнаружил. Тот, как оказалось, все время торчал у него именно оттуда, откуда и должен был торчать. То есть – из его жопы.
«Ну, значит не судьба, – философски подумал он, – Буду теперь рептилоидом».
«Какая же у них высокая толерантность, – подумал Гена о людях. – Пофиг им на мой хвост и морду. Хотя, я и не на такие рожи успел уже здесь насмотреться».
И все бы ничего, но местные дети настойчиво требовали у него построить для них качели. Даже угрожали расправой в виде отрубания хвоста. Пришлось им уступить, в качестве культурного обмена.
Но все хорошее, когда-то заканчивается. Закончился самогон и у Гены. И вот тут у всех началась ломка.
С
