У Каменских в одном Сабурове три тысячи душ, вот! – с завистью сказал старик.
Но ни чужие поместья, ни богатства не трогали Александра Васильевича.
– Что ж, Сашенька, – сказал, немного помолчав, отец, – наслужился, слава те Господи! Начальники тобой довольны, императрица отличила – дала второй класс Георгия. Думаю, что к Новому году получишь генерал-поручика. Теперь пора и на покой!
Суворов даже перестал есть.
– Да что вы, папенька! – вспыхнул он.
– А то, что пора и о себе подумать, не все ж о благе отечества! – ответил Василий Иванович. – Здоровья ты слабого, и отставку тебе матушка даст.
Суворов швырнул вилку, выскочил из-за стола и забегал по комнате. Потом ткнулся на стул у топившейся печки. Сидел, смотрел на весело, с треском горевшие дрова.
Он был зол. И как не злиться? Всю жизнь, с самого детства, вечный спор с отцом из-за военной службы. У отца не было никакой склонности к военной службе, он не любил ее, тяготился ею и никак не понимал, не мог поверить в то, что сын – прирожденный полководец.
Василий Иванович медленно ел жареного окуня и думал:
«Весь в мать. Та, царство ей небесное, бывало, рассердится – вот так же: фырк-фырк, и вон из-за стола. Упрямец был, упрямцем и остался. Это он по их роду, по Мануковым пошел. У Суворовых таких строптивых нет!»
– Ну, коли так уж хочется, служи! – сказал Василий Иванович, вытирая рот уголком скатерти. – Только хоть раз послушай отца. Я стар, скоро умру. Подумай, на кого я оставлю все это, что нажил, – обвел он кругом рукой. – Сестры замужем, отрезанный ломоть. Один ты.
Александр Васильевич молчал, искоса, через плечо, поглядывая на отца. Видимо, хотел что-то сказать, но сдерживался. Он и сам не раз уж подумывал о женитьбе, да заняться этим все как-то было недосуг. Но теперь отец завел разговор некстати: связал женитьбу с отставкой, и Суворов взбеленился.
«Не мытьем, так катаньем хочет! Женитьбой привязать к поместьям? Нет, юбкой меня не отобьешь от намеченной цели!» – думал он.
А отец продолжал:
– Тебе сорок три года, а я уже в двадцать пять был женат. Женись, Сашенька, послушай старика. Подумай: ты один у меня, да и то приезжаешь домой раз в три года. Чужие люди мне глаза закроют. Живу одинешенек, как бирюк!
Суворову стало жаль отца. Последние его доводы были убедительны и справедливы.
«Действительно, на старости лет живет один. Бедный! Что ж, может, и вправду жениться? Жена останется здесь с отцом. У старика будут внуки. Женитьба рук не свяжет, Александра Суворова на эту удочку не поймаешь!»
– Подумай, Сашенька, ведь с тобой прекратится наш род, – говорил отец.
Суворов быстро встал со стула:
– Батюшка, жениться я готов!
– Вот этак давно бы! – радостно сказал отец, обнимая его. – А я и невесту тебе присмотрел. Немного бедновата – рухляди тысчонок на пять, может, за ней и дадут, – да зато хорошего, знатного роду. И сама ражая, высокая, личмянистая, крепкая…
