не время прохлаждаться. Ост умер, но пристрелившие его ублюдки наверняка знали, о чем он говорил. А я не вылез из канала, значит, по их мнению, остался на дне. Конечно, я мог спрятаться и выждать, а потом уйти незаметно. Но ворон на руке глянул на меня слишком уж нетерпеливо. Если я упущу такую крупную рыбу, Воронья лапа уж точно вскипятит мне кровь в жилах. Спиннеры переговариваются с «малышами». Немыслимо. Воронья лапа не слишком пристально приглядывал за мной в последнее время, но лучше не подводить колдуна, способного плавить горы. Время идти и добывать ответы.
За нужником оказалась кладовка: с потолка свисают колбасные кольца, пирамидой стоят ящики с мукой. Выход только один. Я прислушался – ничего. Я приоткрыл дверь, заглянул в соседнюю каюту. Никаких типов с мешками на головах. Может, они пытаются выловить мое тело? Я двинулся так тихо, как только позволяла моя трехсотфунтовая промокшая туша, выглянул наружу. Мешкоголовые расслабленно стояли вокруг тела, оружие висело за спиной. Они не ожидали, что я выберусь из ядовитой трясины.
– Спихните его в воду, – предложил один.
А, акцент Границы, безошибочно узнаваемый дикий сплав всевозможных говоров.
– Затолкайте под баржу. Несколько часов там – и его никто уже не опознает. Эта вода разъедает что угодно.
– Я думал, тот верзила с нами сразится, – выговорил второй.
Другой акцент. Городской, резкий выговор. Леннисград.
– Хорошо, что не сразился.
Их трое, я один. Расклад не лучший. Я не люблю драться за проигранное дело и, тем более, в меньшинстве. Я уже нагеройствовался вдосталь, а в награду получил кинжальную боль в ноге при любом похолодании и постоянно ноющую черепушку. Но слова Оста меня серьезно взбудоражили. Очень серьезно. Эти трое – мой единственный ключ к «малышу» и к угрозе всей Границе. Как любой игрок, я чувствовал, когда идет фарт. Нельзя его упускать.
Внезапность – большой плюс. После драки люди часто расслабляются, замедляются. Убивать уже не надо, реакция «бить-удирать» притухла. А эти трое – не профессионалы. Наверное, любители легкого ночного заработка. У них на поясах висели городские рапиры, предмет хвастовства на вечеринках, пружинистые игрушки с вычурными рукоятками и лезвиями, которыми не разрежешь даже сыр. Сомневаюсь, что на эту троицу хоть когда-то кидался озлобленный верзила с тесаком в руке.
Новое впечатление им на пользу не пошло.
Первый столкнул тело Оста в жижу, наконец, заметил меня и заорал. Второй схватился за мушкет и почти успел подставить его под удар. Но почти не считается. Я развалил ублюдка от плеча до бедра, и тот издох прежде, чем его туша погрузилась в жижу вслед за Остом. Первый и третий кинулись в разные стороны. Я рванул за ближайшим. Он бросил разряженный мушкет, выдернул дуэльную рапиру с тонким гибким лезвием, парировал удар. Ему сыпануло искрами в мешок на лице. Трудно отбить рапирой тяжелый клинок тесака. Я подцепил ее, отвел вбок и обратным катом отрубил кисть. Мешкоголовый взвизгнул, отпрянул назад, споткнулся о бухту
