style="font-size:15px;"> – А есть альтернатива? – вздохнул я.
– Всегда есть! – оптимистично заверил Борис.
И тут снова заверещал звонок.
– Что происходит! – закричала в домофон маменька. – Мы тут уже год стоим.
– Она не одна! – прошептал Борис.
– Открывайте, – сдался я.
Глава 10
– Ну наконец-то! – начала бурно возмущаться Николетта. – А я уже решила, что мне отказано от дома!
Борис прижал руку к груди.
– Простите великодушно, замок заело. И так и эдак его вертел, но он никак не открывался. Желаете чаю?
Маменька посмотрела на своих спутниц.
– Дюка, Жека?
– С удовольствием отведаю напиток при условии, что в него не положат сахар, – нараспев произнесла старушка. – Добрый день, Иван Павлович. Рада встрече с вами.
Я стал расшаркиваться.
– Счастлив видеть вас, Жанна Николаевна, в своем доме.
– Ванечка, а кофеек есть? – подала голос Дюка.
– Конечно, – кивнул я. – Борис, вроде вы испекли кекс?
– Два, шоколадный и ванильный, – ответил батлер, – если дамы попробуют творение моих недостойных рук, я буду счастлив.
Дюка кокетливо повела плечом.
– А я, толстуха, на диете!
Я принял условия игры.
– С такой фигурой, как у вас, можно ежедневно съедать по торту, это вам не навредит.
– Столовая по коридору прямо, – скомандовала маменька, которая терпеть не могла, когда не ей отведена главная роль в действии. – Вава, у нас к тебе предложение!
Я содрогнулся. Что задумали гостьи? Я прекрасно знаю, что мне с дамами трудно спорить. Они владеют разными методами получения того, чего хотят: ласковые речи, сердитые возгласы, рыдания, провокационные фразы типа: «Ты меня совсем не любишь». Если я бываю тверд, разыгрывается истерика: падение на диван, имитация инфаркта-инсульта, порой все вместе. Удивительно, но, даже внезапно упав в обморок, дама не лишается дара речи. Она без чувств, а язык болтает сам по себе. Трудно мужчине в таких обстоятельствах сохранить самообладание. Я, как правило, сдаюсь на стадии рыданий. Но если прелестница не обладает актерским талантом, фальшиво исполняет свою роль, вот тут я могу выстоять лишь до того момента, когда она трагическим шепотом говорит: «Ваня, я умираю. Если не выполнишь мою просьбу, заплачешь на моей могиле, да будет поздно». Несколько раз я, жестокий, подавив желание ответить как великий Станиславский: «Не верю», предлагал вызвать «Скорую». Я верю в реаниматологов, они могут кого угодно с того света на этот вернуть. И вот тут начиналось самое интригующее: погибающий на одре увядший цветок вскакивал и как танк давил вашего покорного слугу. Что он говорил в этот момент, повторить не могу. По моему убеждению, такие выражения не стоит даже мужику употреблять. Я опускаю уши и поспешно покидаю поле битвы, бормоча на ходу:
– Успокойся, дорогая, я все сделаю.
А теперь представьте,
