Коровину: «Надо, брат, записать, больно здорово!»
Дядя Гиляй, он же Алёша Бешеный
Замечательного русского писателя и журналиста В. А. Гиляровского (1853–1935) называли королем российских репортеров. Многие зачитываются его очерками из циклов «Мои скитания», «Москва и москвичи», «Трущобные люди» и другими. В июне 1871 года восемнадцатилетний Гиляровский сбежал из родительского дома в Вологодской губернии и пошел скитаться по России.
В. А. Гиляровский страстно хотел пройти по берегам Волги с бурлацкой артелью. Он пешком дошел до Костромы и начал осматривать пристани. Когда спрашивал о бурлаках, над ним смеялись. И неудивительно: к этому времени буксирные пароходы почти полностью заменили бурлаков.
Наконец, один старик указал Владимиру на четырех загорелых оборванцев. Те сидели на груде досок и пили водку, закусывая кренделями и вареной печёнкой. Налили и Владимиру. Тот, в свою очередь, поставил штоф от себя. Без расспросов, не посмотрев паспорта, приняли бурлаки Гиляровского в свою артель. На базаре продали его кожаные сапоги, вместо них купили онучи и три пары лаптей.
После ночлега на песчаном берегу, выпив «отвальную» – стакан самогона, артель двинулась в путь. Во главе её стоял Иван Костыга, который с презрением смотрел и на пароходы, и на молодых бурлаков, которых он и бурлаками не считал. Но Гиляровский ему понравился, он поставил его в лямке третьим – после себя и своего заместителя: «Здоров малый – этот сдоржить!» И Гиляровский «сдорживал» до ломоты в груди и налитых кровью глаз.
В книге «Мои скитания» В. А. Гиляровский писал: «Особый народ были старые бурлаки. Шли они на Волгу – вольной жизнью пожить. Сегодняшним днем жили, будет день – будет хлеб! Я сдружился с Костыгой, более тридцати путин сделавшим в лямке по Волге. О прошлом лично своем он говорил урывками. <…> Но вот нам пришлось близ Яковлевского оврага за ветром простоять двое суток. Добыли вина, попили порядочно, и две ночи Костыга мне о былом рассказывал…
Владимир Алексеевич Гиляровский в молодости
– Эх, кабы да старое вернуть, когда этих пароходищ было мало! Разве такой тогда бурлак был? <…> Прежде бурлак вольной жизни искал. Конечно, пока в лямке, под хозяином идешь, послухмян будь… Так разве для этого тогда в бурлаки шли, чтобы получить путинные да по домам разбрестись? Да дома-то своего у нашего брата не было. Хошь до меня доведись? Сжег я барина и на Волгу… Имя свое забыл: Костыга да Костыга… А Костыгу вся бурлацкая Волга знает. У самого Репки есаулом был… Вот это атаман! А тоже, когда в лямке, как и я, хозяину подчинялись, пока в Нижнем, али в Рыбне расчет не получишь. А как получили расчет, мы уже не лямошники, а станишники! Раздобудем в Рыбне завозню, соберем станицу верную… и махнем на них… (Завозня – это лодка на десять человек, а станица – разбойничья шайка. Спускаясь вниз, станишники грабили встречавшиеся им речные суда. – А. К.) Репка, конечно, атаманом. <…> Соберем станицу так человек
