Олег сам удивился, как он раньше этого не подумал.
– А ты? – вслух сказал он. – А дети? – и увидел, что Марфа плачет.
– Как Бог даст, – сдавленно ответила она, и все возмутилось в Олеге.
Он понял, что чуть не произошло – и волосы у него встали дыбом.
Мало того, что эта женщина спасла его. Она сейчас, только что, пожертвовала собой и своими пятерыми ребятишками ради него, который хамил ей всю ночь напролет и только что, вовсе не думая о судьбе ее и детей, как травимое животное, бросился бежать, кинув ее на произвол судьбы. Немцы сразу раскусят, что он был здесь: обученные собаки помчатся по следу вдогонку. И она с детьми примет страшную смерть за то, чтобы он мог дойти до партизан и жить дальше. Жить? Зная это – жить дальше?
– Марфа, я не пойду без вас, – быстро сказал Олег, и ему показалось, что подобное уже было… Да, точно, там, на аэродроме, когда так же неожиданно он выкрикнул: «Разрешите мне, товарищ старший лейтенант!».
Олег думал, что Марфа начнет его уговаривать, но она живо подошла к нему, глянула остро:
– Вот и ладно. Иначе жизнь свою… Проклял бы ты ее тогда…
Лай доносился уже с довольно близкого расстояния.
– Собаки, мамка, собаки, – пискнул кто-то с печи.
– Лежите тихо, – бросила Марфа через плечо.
– Что же нам теперь делать? – спросил Олег, удивившись мимолетно спокойствию своего голоса.
– А мы уже ничего не можем сделать, – так же спокойно ответила Марфа. – Мы можем только молиться.
Целая буря чувств взвилась в душе Олега. Здесь был и протест, и сомнение, и негодование, но фраза «ничего не можем сделать» не испугала, а смутила его: ведь за ней следовало продолжение, и в этом никак нельзя было разобраться. Для него, Олега, за такой фразой всегда шла несомненная точка, а для Марфы – нет. Но сейчас их судьбы настолько слились, что выходило – раз для нее после «ничего» есть еще «нечто», то это «нечто» он обязан разделить с ней тоже.
Ему было совершенно ясно, что оба они обречены – но сердце, встрепенувшись, подсказало иное. И, вместо того, чтобы крикнуть: «Сама молись, а я буду петь «Интернационал»!» (он где-то читал, что кто-то так крикнул) он пролепетал беспомощно:
– Н.. не умею…
– Не беда, – Марфа метнулась к полке с иконами и, не успел Олег опомниться, как уже неловко держал в руках одну из двух больших; вторую взяла Марфа.
– Левой держи… Крепче… вот так… – наставляла она скороговоркой. – Креститься умеешь? Дай руку… Три пальца сюда… На меня смотри. Так делай. Развернись к двери…
Теперь они стояли плечом к плечу лицом ко входу, каждый держа в руках по иконе. Собачий лай заполнял все вокруг, казалось, ничего, кроме этого лая уже не осталось в мире, но вдруг справа от Олега раздался чистый и ясный голос Марфы:
– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…
– Да воскреснет…
