а мудрость и опыт их обратную сторону имеют – страх да робость. А со страхом – какое житье? Верно говорят: горя бояться – счастья не видать… Пусть у нее все хорошо будет, у Лейлы – хоть у нее, раз уж самой Женьке ничего не светит! Чужое счастье – да как своя радость! Такая уж сделалась эта Женька после всех своих смертельных ударов жизни.
Разговаривали они с Лейлой, конечно, больше всего о ее новом Дмитрии Павловиче, но иногда вспоминали былое, – и вот, когда они это вспоминали, то немножко плакали легкими от пива слезами: так там у каждой хорошо было, в прошлом, так его было жаль, что ушло – ушло и прихватило с собой юность, любовь и счастье, а у Женьки вдобавок еще и жизнь головокружительно любимого человека. Погиб он тут, в городе, здесь и похоронен. Не было у него родных-близких, кроме Женьки, да она далеко, аж в другой части света проживала и не жена еще была, и никто не озаботился о ней вовремя, не сообщил о случившемся. Сюда потом и добилась-напросилась Женька – без мысли, на одном чувстве, после неудачной попытки посчитаться с несправедливой и жестокой судьбой.
Никого она больше не винила в своем несчастье, ни на кого не обижалась – только на судьбу да на себя: умереть хотела вслед за милым дружком, да не смогла, – остановили в лаборатории, по руке с колбой ударили, так левую половину лица и изуродовала кислотой, а в остальном осталась, как говорится, жива-здорова, дура неумелая. Давно это было – так, что и прошло, казалось, уже насовсем: ведь и сниться-то почти уж перестал погибший суженый, и любовь ее как будто усохла-скукрёжилась, и все, что тут поминало его раньше, стало привычно-постылым и обыкновенным и больше не поминает.
А тут вдруг – словно очнулась память, проснулась и ожгла!
Целая неделя! Мимолетная, как все хорошее. Как чешское пиво. Как дождь.
– Маленькие летние радости маленького азиатского городка!
Так полюбила эти дни приговаривать добрая Лейла и выкладывать на Женькин стол пакеты с деликатесами и выставлять бутылки с яркими этикетками.
4.
Дмитрий Павлович изнывал вдали от Берега, – но по-настоящему все-таки не из-за пропадающей возможности расслабиться в кругу друзей и не от любовного томления по мягкой черноокой Лейле – хоть это и особ статья! – больше всего на свете он мучился бездельем. Праздность разъедала душу и тело механика до нервного зуда. Выпивка, работа и женщины – только это он и признавал в жизни. Но работа была на первом месте. Работа рук, незамысловатые открытия ума, общая радость от гармонии желаемого и получающегося на его глазах результата. Открытий и изобретений в его работе не случалось, а если вдруг выходила какая-то «рацуха», он свой опыт далеко не распространял – за то и не страдал от возможной несправедливости. Жил спокойно – ради жизни. И вот угораздило же так вляпаться на этой чертовой Площадке – со всеми ее дурацкими объектами, которые они снимали как оглашенные уже двадцать дней кряду – остаться без бабы, без выпивки, без какого-нибудь хоть мало-мальски полезного труда! Ё-К-Л-М-Н!
5.
