де-Шастене лицом к лицу. Это случилось на одном балу, который дан был Савари, герцогом Ровиго в честь императорской четы зимой 1811 года. Хотя Наполеон и замечал уже несколько раз графиню де-Шастене на балах у министров, но она всегда устраивалась так, чтобы стоять в задних рядах, когда он делал свой обход. Ей не нравилась его манера общения с придворными дамами. Может быть, также она опасалась нескромности с его стороны насчет Реаля, с которым ее связывало нечто большее, чем простая дружба.
Но на балу герцога Ровиго ей было невозможно укрыться от глаз императора. Она стояла в самом первом ряду дам вместе с дочерью Реаля, мадам Лакюэ и мадам Бранка, когда Наполеон появился с Марией-Луизой в бальном зале. Мадам Бранка досталась первая любезность императора. Он спросил ее, танцует ли она. «Нет, ваше величество, – отвечала она, – я уже больше не танцую». «Вам не следует так отвечать, – поправил ее Наполеон, – вы должны сказать: я не танцую. Слова «я уже больше не танцую» заключают в себе еще одну мысль».
Следующей в ряду стояла графиня де-Шастене. Она не могла удержаться от невольной улыбки при этой поправке императора, и Наполеон заметил это. Он заявил ей, что он ее знает, что он был с ней знаком. «Да, да, – сказал он после того, как она назвала ему свое имя, – я, конечно, знаю вас. Я познакомился с вами в Шатильоне. Вы были тогда канониссой. Как поживает ваша матушка?» И, не давая ей времени ответить ему, он продолжал поспешно: «Помните ли вы еще наш длинный разговор? Скажите, помните ли вы? Это было шестнадцать лет тому назад! Да, действительно, шестнадцать лет назад!». И еще раз он повторил: «Шестнадцать лет!».
Потом он сказал графине де-Шастене еще несколько любезностей по поводу ее книг, назвал ее музой и осведомился, продолжала ли она развивать свой музыкальный талант. По-видимому, он ничего не забыл из того, что видел и пережил в те майские дни 1795 года в Шатильоне. Но когда графиня несколько дней спустя поднесла ему свои произведения «Гений древних народов», «Удольф» и «Календарь флоры», то хотя император и принял их, но не написал ей ни слова благодарности, и Викторина де-Шастене больше никогда не встречалась с ним.
Глава V
Богородица Термидора
Девятое Термидора положило конец царству ужаса. Словно проснувшись от кошмарного сна, бросились все французы, а особенно парижане, в головокружительный водоворот удовольствий. Ведь теперь не нужно было больше заботиться исключительно о сохранении своей жизни. Теперь смерть уже не караулила граждан из-за каждого угла, она уже не была единственным развлечением пресыщенного варварскими зрелищами народа. Официальные и частные увеселения не были больше подвержены тиранической цензуре.
Все эти перемены создали во Франции совершенно новый тип общества, разнузданного революцией и жадно стремившегося ко всем чувственным удовольствиям. Оно выросло на развалинах царства ужаса и состояло из смеси людей старого и нового режима, с
