должно быть, он думал, что несет только уже бездыханное тело своей госпожи, потому что, кладя ее на пол подземелья, отысканного им, несмотря на темноту, он громко, не боясь быть услышанным, проговорил:
– Если Фамагуста падет в эту ночь, моя госпожа и ее верный раб будут погребены под развалинами этой башни, и никто никогда не отыщет их тел.
Затем он достал из складок своей одежды небольшой камень, кусок стали и трут и начал высекать огонь. Трут загорелся от первой попавшей на него искры.
– Я знаю, что тут все оставлено по-прежнему, значит, найду все необходимое, – снова проговорил вслух Эль-Кадур.
Раздув трут и таким образом хоть немного осветив полнейший царствовавший в пещере мрак, араб стал осторожно пробираться между наваленными в беспорядке ящиками и бочонками в дальний угол, где нашел и зажег большой смоляной факел.
Это подземелье было одним из складов крепостного гарнизона, и в нем, кроме ящиков и бочонков, содержавших оружие и боевые припасы, лежали груды тюфяков и одеял, стояли кувшины для оливкового масла и вина, впрочем, теперь все пустые.
Не обращая внимания на раскатывавшийся над его головой и потрясавший всю башню гул канонады, араб взял один из тюфяков, разостлал его на каменном полу, свернул на нем в виде подушки одеяло и затем положил на это ложе неподвижное тело своей госпожи.
Утвердив факел возле изголовья ложа, араб внимательно осмотрел доспехи молодой девушки и увидел, что по левой стороне кирасы струится кровь.
– Течет кровь, значит, не умерла! – радостно пробормотал араб. – Может быть, рана не опасна и моя дорогая госпожа будет спасена. Посмотрим.
Осторожно сняв с раненой кирасу, он убедился, что у девушки сильно была контужена левая часть груди, немного пониже плеча, и в середине громадной опухоли виднелась довольно глубокая рана, в которой торчал острый осколок железной скрепы, по-видимому находившийся в том камне, который ударил защитницу крепости во время взрыва прилегавшей к бастиону стены.
Эль-Кадур был человек предусмотрительный и запасливый, он всегда носил с собой, в необъятных карманах своей широкой одежды, разные мелочи, которые могли пригодиться в случае нужды. Достав из кармана длинную полосу тонкого полотна, он смочил ее маслом, которое оказалось в одном из кувшинов, потом вынул осторожно из раны осколок и перевязал ее полотном. После всего этого взял раненую за руку и назвал ее по имени.
– Это ты, мой верный Эль-Кадур? – вдруг произнесла молодая девушка слабым голосом, с трудом открыв глаза и взглянув на склонившегося над ней араба.
– Слава Творцу мира, госпожа моя жива! – вскричал араб, быстро выпрямляясь. – О, падрона, я думал, что ты уж умерла!
– Что такое случилось, Эль-Кадур? – продолжала молодая девушка, приподнимая голову. – Я ничего не помню… Где это мы? Как здесь темно… А над головой как бы гул пушек… Да где же это я?
– В подземелье,
