style="font-size:15px;"> – При некоторой тренированности войти в него не представляет труда. Это не просто вдохновение, которое может снизойти на тебя, а может посетить другого. Нет. Это некая душевная технология. Я, например, твердо знаю, что уверенность в собственных силах реально повышает любые возможности человека: и умственные, и физические, и эмоциональные.
– Ну, это уже мистика, – отмахнулся Олег.
– Нет! Ты что, не слышал о людях, которые ради спасения собственной жизни делали совершенно невозможные вещи?
– Вроде перепрыгнутых трехметровых заборов? Мне кажется, эти россказни заменяли бульварную прессу, которой не было в Советском Союзе.
Люда пожала плечами и отвернулась к окну. Некоторое время ехали молча, водитель закурил сигарету, а у Олега в голове то и дело проскакивали непонятные щелчки, особенно когда машина обгоняла троллейбусы. Девушка снова повернулась к нему.
– Тебе что больше всего нравится из моих работ? – задала она довольно неожиданный вопрос.
– Очень многое, – честно ответил Олег.
– А что больше всего?
– Ну… Наверное, «Баран» и «Торпеда».
– Какая «Торпеда»? Которая похожа на ржавый член?
– Нет. Эта как раз мне не нравится. Пошлая. Меня приколола та, скрюченная, с акульими плавниками и карбюратором вместо сердца.
– Я ее переименовала в «Тварь», – сообщила девушка. – Ехала в поезде, и у меня вдруг случилась такая просечка. Щелк в голове.
– У тебя тоже щелкает? – удивился Олег.
– Что – щелкает? – Шерстка удивленно распахнула глаза.
– Ну, в голове.
– В голове? – переспросила кузина.
Машина резко повернула на Садовое, проскочила под носом у огромного джипа и замерла на светофоре на Зубовской площади. Двигатель урчал на холостых оборотах. Вокруг сгрудились другие автомобили, очень разные, припорошенные тонким слоем снежных иголок, сверкающих в свете оранжевых фонарей.
– А знаешь, почему тебе нравятся мои скульптуры? – Шерстка глянула на Олега серьезнее, чем обычно.
Он не ответил, только заинтересованно поднял брови.
– Потому что я сама себя делала. Это честно – делать саму себя. Это такой выброс энергии, после которого зритель вспыхивает как свеча. Не может не понравиться вещь, в которую вложено столько энергии – мыслительной, эмоциональной, да и физической, между прочим. Но для выражения этих чувств необходима очень высокая уверенность в собственных силах и в собственной правоте. Достаточно ее хоть немного нарушить, и вся энергия пропадет впустую, выродится в угоду какому-то отдельному слою потребителя. Это в искусстве самое страшное.
– Ты хочешь сказать, что и в «Баране», и в «Твари» есть что-то от тебя самой? – удивился Олег.
– Не что-то! – Кузина мотнула головой, рассыпав по плечам пушистые локоны. – Половина моих скульптур – это я сама. Только в разном настроении, в разном состоянии. Иногда
