целует дочь в темя и тепло улыбается нам обеим. Мать Софии очень красива и так молодо выглядит, что их с Софией часто принимают за сестер. Она молода не только внешне, но и душой, что особенно мне в ней нравится. Но сегодня она выглядит усталой.
София перебирает принесенные картины.
– Это твоя, – говорит она мне. – Ты написала ее в седьмом классе, на уроке живописи. Помнишь?
– Помню, – отзываюсь я. – Это был подарок на день рождения.
– Я хочу, чтобы ты ее сохранила, – говорит София.
– Ну что ж, будем считать, что ты мне ее одолжила. На время. На недельку-другую.
– Идет!
София радостно улыбается, хотя глаза ее говорят совсем о другом. Полупустой стакан она всегда считала наполовину полным, но теперь, похоже, оптимизма в ней осталось ровно столько, сколько воды в их бассейне.
Мой отец из тех, кто любой ценой старается увильнуть от визита к врачу. Не то чтобы он никогда не болел или испытывал смертельный ужас при виде шприца. Нет. Скорее всего, в глубине души он полагает: если привлечь внимание к недомоганию, оно точно разовьется в настоящую хворь. Нечто воображаемое вдруг может стать реальным. А так как большинство болезней так или иначе проходят без чьего-либо вмешательства, то он только укрепляется в своем отношении к медицине. Точно так же отец подходит ко всем прочим проблемам – в отношениях и с матерью, и с налоговыми агентами. Поэтому сегодня он объявляет Большой Семейный Обед, что есть его любимое лекарство от всевозможных домашних неурядиц. Конечно, не все беды залечишь лазаньей, но я твердо уверена: когда мать и отец сходятся на кухне и принимаются вместе готовить, мир становится совершенно другим.
Поэтому я решаю ровно в семь тридцать вернуться домой.
Как только я прихожу, мать, как я и ожидала, сразу же дает мне поручение. Она протягивает пустой кувшин.
– Набери-ка воды.
Казалось бы, сущая ерунда, но я чувствую себя так, словно мне доверили совершить религиозный обряд.
– Сейчас, – говорю я и иду в подвал, к ванне с водой.
Опускаю кувшин в воду. Несмотря на то, что прошел целый день, там еще полно льда. Вернувшись, я разливаю воду в стаканы.
– Нам не нужно слишком много, – говорит отец. – Я думаю, мы будем пить по шесть чашек в день. Я подсчитал, что этой воды нам должно хватить на неделю.
– Мне казалось, человек должен выпивать в день восемь чашек, – вставляет свое слово Гарретт.
– Считай, что твои две чашки – это долгосрочные инвестиции, – говорит отец. Гарретт, который подобных сентенций выслушал от отца немало, только на таких вялых аналогиях может уже запросто выстроить самостоятельный бизнес.
– Про Кингстона не забыли? – напоминает мать. – Ему тоже нужна пара чашек в день.
Мне стыдно – собака начисто вылетела у меня из головы. Как я могла – он же такой беззащитный! Я бросаю виноватый взгляд на его водяную миску и, пока никто не смотрит, немного наливаю туда из кувшина.
Дядя
