style="font-size:15px;"> Так было теперь и в Ермаково, но здесь работали.
Стук топоров, молотков, крики и смех, команды, лай вольных деревенских собак и казенных овчарок разносились над рекой. Громко трещал небольшой локомобиль, вытягивая по временному настилу самые тяжелые ящики. Ермаковский спуск к Енисею размесили так, что не пройти уже было. Клигман поставил четырех заключенных-плотников делать лестницу, те целый час ходили, перекладывали опорные бревна из грязи в грязь, спорили да махали друг на друга черными по локоть руками, и он снова вернул их на расчистку берега. Там ничего не было готово, две вышки торчали из неразобранных порубок, да кое-где начали тянуть колючку.
Солнце то скрывалось, то вновь слепило в прорехи быстро бегущих облаков. Трудяга Енисей, тяжелый и грязный, не взглядывая по сторонам, как вечный каторжник буровил мимо. Торосы подмывались, обваливались в мутную серую воду, всплывали тяжко и, медленно набирая скорость, устремлялись на север.
Над далеким поворотом показались клубы черного дыма, кто-то случайно увидел, и вот все уже, прикрываясь от солнца, стали радостно всматриваться. Шел буксир с ниткой барж – первый караван после семи месяцев зимы. Николай Мишарин, худощавый парень с модной прической и голый по пояс вскарабкался на высокий штабель из досок:
– Три… нет… четыре баржи, Яков Семенович, – докладывал стоящему внизу Клигману.
Клигман близоруко щурился из-под руки на холодную, отблескивающую даль Енисея.
– Пять барж уже, я хорошо вижу!
Николай Мишарин прибыл в Ермаково проектировать строящийся поселок. Он прилетел две недели назад, и все это время ходил счастливый. Всем улыбался и пытался помочь, потому что самому ему делать пока было нечего – не было ни проектировщиков из его группы, ни даже простенького кульмана для работы. Прошлой весной он с отличием окончил МАРХИ[3], кафедру градостроительства, сам попросился по распределению на далекую сибирскую стройку, и так оказался на этих пустынных берегах, на секретном объекте «Енисейжелдорлага». В Москве это называлось Ударной комсомольской стройкой на Енисее.
Он стоял на покачивающихся досках над великой сибирской рекой, залитой солнцем, и чувствовал себя самым счастливым человеком. С такого маленького пятачка, отвоеванного у тайги, начинаются великие дела, – мысленно писал он в своем дневнике. – Не пройдет и пяти лет, здесь встанет город с современными домами и проспектами к Енисею. Изогнутый, освещенный электричеством пятикилометровый мост перекинется на восточный берег, поезда с табличками «Москва-Игарка», «Ленинград-Игарка», «Сочи-Норильск» понесутся таким же вот солнечным весенним утром. И все это начинается сейчас! Надо как следует запомнить этот нетронутый берег с вековыми кедрами и соснами, этих сильных людей, начинающих великое дело. Лет через двадцать-тридцать, а может, и раньше, весь этот край снегов и тайги преобразится неузнаваемо…
– Эй-й-й,
Московский архитектурный институт.
